Быт Бога. Евгений Владимирович Кузнецов

подумал, притом – как будто не для себя, а для кого-то: а не подозрительно ли это?.. Что только зашёл – и сразу вышел… Что чуть вышел – и сразу зашёл…

      Вдруг за мною… следят!.. Мол, если бегает – виноват.

      Жаром в лицо мне пахнуло!..

      Как же это я тут захожу-выхожу, да ещё и с видом, наверно, серьёзным, когда мне надо и надо каждую бы секунду знать и узнавать!.. Не звонил ли, не приходил ли кто на вахту или в библиотеку, в соседнюю-то комнату?!..

      Вдруг уж звонили, приходили, вдруг сейчас позвонят!.. Чтобы мне – скорей в Здание!..

      И его бы… отпустили.

      Вообразил-вспомнил звук своих шагов по коридору, стук входных дверей, щелчок ключа в Комнате…

      Отрок, отрок…

      Руки разведя, глаза закрыв – надо было теперь только это – стоял, где встал, чуть войдя…

      Разоблачённым, голым ощутил я себя даже тогда, когда раз в Здание пришёл – из прокуратуры соседнего города и по делу – однокашник мой: а ну как расскажет от тут, как я когда-то, ещё в "абитуре", поднес кулак к его носу за анекдот про классика "изма-изма"!..

      Стоя тут и стоя так, я, наконец, вошёл в самого себя, в меня, в мысль свою, в мою.

      Я – тот, кто в мире, что не просто мир, а – мой мир, мой.

      Обжито подумал, что давно город этот, по которому только что вершил свой бег, зову Городом, а комнату эту в "общаге" заводской стандартную – Комнатой. Поскольку в них – я!..

      Я и есть я, это – твёрдое. А вокруг этого "я" во мне же – что-то ранимое. И всегда – только и следи за этим ранимым.

      Я, помню, школьник, был там, где все в классе, как всегда, – а все, вмиг ощутил я, были там, где они смеялись и смеялись… надо мной: я-то не знал пока про записку на своей, на моей, спине: "У меня жена и дети".

      Одинокость – одинокость моя никогда не пропадала, просто я о ней иногда забывал, и надолго.

      Брат – Брат старше и… курносый…

      Сестра – она не мужская…

      А мама, она – мама. У нее, у Матери, – мой Отец.

      И мне – некуда мне пойти или поехать. И было так всегда, просто я, зная это, не думал об этом, боялся, что ли, думать…

      Глубина пространства, глубина пространства…

      Руки раскинуты, стоял, глаза закрыты, стоял… Надо было сейчас только это.

      Сегодняшнее – ощутился – было особенно правдивым сном.

      Ведь – оба, оба же ведь ко мне просились!.. А я-то первого позвал этого самого Вор… Вере-тенникова… А не того, не второго, не другого!..

      И Ваня мне, теперь вижу, не просто брат, а – Брат, Брат.

      Веретенников – открыл я когда дверь в коридор и позвал-то его, – он ведь лицо своё на миг повернул (глаза, кстати, с меня не сведя!) в сторону, к окну: удивясь или как бы удивясь, что первым – его, а не того, кто тут же, рядом…

      Не того я, не того!..

      Лишь бы мне глянуть туда же!..

      Вбежать бы теперь ещё раз в то мгновение.

      И настало так, как… вообще не бывает… Словно я чуть задремал – а минула, оказывается, неделя.

      Камень брошен, брошен – и нельзя догнать и остается лишь смотреть, как он летит…

      Руки распахнуты, глаза закрыты… Но всё ведь и случилось – как и вообще всегда и всюду