Царствуй во мне. Наталья Ратобор

Шевцова потемнело в глазах.

      – Вы намекаете на возможную измену высокопоставленных лиц? Или на их некомпетентность?

      – Упаси меня Господь кого-нибудь обвинять. Я просто перечислил очевидное. Но не исключено, что нам предстоит подставить Родине плечо, каждому на своем месте. А вы говорите – уйти со службы.

* * *

      Дружной ехал с Валерием Шевцовым к его престарелому отцу. Из экономии молодые люди купили билеты 3 класса.

      – Шевцов, ты объяснился с невестой?

      – Валерия Леонидовна подулись и смилостивились.

      – Так чем чело омрачено, о гений юный Петербурга!

      – Да пошел бы ты…

      – Вот те на! Или не рад помолвке?

      – Оставь. Пустое. Лучше ответь: как ты можешь спокойно спать, есть, балагурить?

      – Поясни.

      – Тебе не снятся лужи крови?

      – Зачем же. Их замыли.

      – Будь ты на площади сам, испытывал бы иное.

      – Валерий, ты не в меру впечатлителен. Жаль, конечно, погибших, но это уже случилось. И потом – надо было думать, знаешь ли, прежде чем в эдакую авантюру пускаться.

      – Авантюру замыслил негодяй Гапон, в сговоре с политическими. Последних интересовала одна цель – расшатать ситуацию и обозлить рабочих. Они ее добились. Произошла трагедия.

      – А рабочие что – марионетки? Вот ни с того ни с сего подхватились и построились?

      – Нет, их не один год подготавливали: смущали агитацией о смене режима.

      – И что, в результате этой агитации они внезапно помешались и отправились на явную и бессмысленную гибель?

      – Нет. Не внезапно. Серж, мне не по себе. Это дух смуты, который странным образом сам себя питает и воспроизводит. Морок массового психического нездоровья, эпидемия помешательства. Способность критиковать улетучивается, разум помрачается, человек начинает жить и действовать в соответствии с какой-нибудь утопической и разрушительной идеей, свято в нее верит и ею руководствуется во всем, вплоть до разрыва отношений с родными, если те не разделяют его бредовых убеждений. Он готов бросаться на всех несогласных, словно бешеная собака. «Русский бунт, бессмысленный и беспощадный». И этот адский дух заразителен – вот в чем опасность. Эти люди не изолированы в сумасшедших домах, они разгуливают на свободе и заражают других. А мне не изобрести эликсира, чтобы излечить их.

      – Знаешь, Валерий, не пора ли тебе самому у врача проконсультироваться? Ты меня беспокоишь.

      – Перед глазами все один убитый… Весьма зрелых лет. Должно быть, дети остались. Сын, резвый школьник. Девочка какая-нибудь пузатенькая, с кукольными глазами и бантом в горошек. Мне бы хотелось разыскать их, помочь.

      – Чем? Вернуть им отца никто не в силах. Или ты думаешь, они встретят тебя с распростертыми объятиями, когда ты сообщишь, как расстреливал главу их семейства? С радостью примут твои вспоможения?

      – Вполне допускаю, что не примут. По крайней мере, совесть станет меньше