Две повести. Александр Солин

как тут поживают мои гусики-барбосики? Уже спят? – зайдя в полутемную детскую, расслабился я.

      – Папа, а что такое сингулярность? – спросил из-под одеяла Андрюха.

      «Вот так! Получите и распишитесь! – растерялся я. – Вот что значит потерять бдительность!»

      – Ты где таких слов нахватался? – как можно равнодушнее спросил я.

      – Володька Иванов сказал.

      – А ты почему за ним повторяешь? Может быть, это нехорошее слово!

      – Нет, хорошее. Он его на уроке сказал, а учительница ему за это пятерку поставила.

      – Где он только нахватался, этот твой Иванов, сын антиквара Иванова! Даже я таких слов не знаю! Думаю, что и ты пока обойдешься! Ну-ка, спать, спать! – заторопил я детей, видя, что дочка тоже пытается что-то сказать.

      «Господи, да что же это такое делается! Оставьте детей в покое, сволочи!»

      Я развернулся и выскочил из детской.

      – Папочка, а ты нас завтра в школу отведешь? – услышал я вдогонку Светкин голосок.

      – Конечно! – обернулся я, но, вспомнив вдруг реплику из сериала, добавил про себя: «Если доживу…» Настроение покатилось под откос.

      На поводу у старой привычки, с бровями, хмурыми, как осенние тучи, я зашел в ванную комнату, приготовил зубную щетку, выдавил на нее пасту и взглянул на себя в зеркало. Мама р0дная! Неужели это я? Неужели я так похож на игрока, проигравшего последние деньги?! На сплющенные черты гонца дурных вестей?! На аллегорию высушенной печали?! На портрет пророка в канун конца света?! Неужели это я? Опершись на раковину, я потеряно разглядывал зеркало, где отражалась моя неотразимая внешность. Внешность, в свою очередь, таращилась на меня.

      Вдруг в голове моей возникло странное предчувствие. Мне ясно представилось, что в следующий момент в зеркале вместо моего лица появится другое, чужое! Оно пристроится на моей шее, подмигнет мне, оскалит зубы и приготовится их чистить! Я похолодел, отшатнулся и зажмурил глаза. С минуту я слушал, как кровь стучит в висках и шумит в ушах, пытаясь понять, в чьих висках стучит кровь и чьи уши слышат шум. Наконец, я приоткрыл один глаз и через дрожащую щелочку разглядел малознакомую личность, которая пялилась на меня зажмуренными глазами, сморщив лицо вокруг носа. Моего носа. Я открыл глаза. На меня глянула высушенная печаль, которой гонец, все-таки, доставил дурные вести. Быстро наклонившись к раковине, я подергал щеткой по зубам туда-сюда, и во время полоскания несколько раз остервенело плюнул.

      Покончив с туалетом, я повернулся к зеркалу спиной, довел лицо насколько возможно до кондиции и направился навстречу ясным очам моей жены. Найдя ее на кухне, я обхватил ее, спрятал лицо у нее за спиной, потерся ухом по душистым прядям, посетовал на недосыпание, получил сочувствие и отпущение, поцеловал в шейку и ускользнул к себе ночевать.

      Потушив свет и вытянувшись на кровати, я почувствовал, как безнадежно устал. Мозги гудели