Две повести. Александр Солин

разошлись, и мы остались с женой одни, я по-свойски подмигнул ей и сказал, беря в руки бутылку:

      – Ну что, еще по одной?

      – Наливай! – решительно махнула она рукой, и я разлил остатки водки по рюмкам.

      – За любовь! – предложил я.

      – Давай! – тут же согласилась жена, и мы выпили, торопясь, словно заговорщики.

      – Я вот что хотела сказать, – начала жена, отправив маленький кусочек сыра вслед за водкой. – Может, это совпадение или нет, но к нам на работу две недели назад устроилась женщина по фамилии Иванова. Лидия Петровна. Так вот что интересно – муж у нее тоже антиквар! Она об этом первым делом всем рассказала. Непростая женщина, скажу я тебе, ох, непростая! А, главное, ко мне все норовит подъехать! Вы, Елена Сергеевна, то, вы, Елена Сергеевна, се, и вы такая красивая, такая добрая, такая умная! Прямо, липнет ко мне! А у меня к ней душа не лежит! Вот не поверишь – не лежит, и все! Какая-то она приторная, ненастоящая! Может, я, конечно, преувеличиваю, но есть в этом что-то странное…

      Она сказала и задумалась, и слова ее, уцепившись за молчание, повисли над столом. Жена посмотрела на них со стороны, словно оценивая, и добавила:

      – Я это к тому, что у Андрюхи в классе – не сын ли ее?

      Вместо ответа я взял бутылку, перевернул горлышком в рюмку и так держал, пока из нее не выкатились несколько капель. Отставив пустую бутылку к батарее, я поднес рюмку ко рту, медленно опрокинул и с шумом втянул капли в рот. Жена терпеливо наблюдала.

      – Ну, так что думаешь?

      – Может, сын, а, может, нет, – наконец сказал я. – А что тут странного? Нынче Ивановыми хоть пруд пруди, и каждый второй – антиквар. Да если и сын – нам-то что? Андрюха с ним уже познакомился. Глядишь, друзьями станут. Вот тогда и посмотрим, кто Иванов, а кто антиквар. Не ломай голову, – успокоил я жену, а про себя подумал: «Это не просто странно: это больше чем странно!»

      Потом мы сидели с женой перед телевизором, и я про себя удивлялся, что необыкновенные вещи, которые со мной происходят, так легко уживаются с оранжевым светом торшера, уютным диваном, тапочками и мягким ковром под ногами. К этому моменту выпитая водка уже успела договориться с внутренними органами, нашла укромное место и притихла там, не вмешиваясь в дела организма. Короче, напрасно я на нее рассчитывал.

      Мы сидели, рассеянно глядя на мерцающий экран, полуобнявшись и ощущая тепло, исходящее друг от друга. Пару раз в комнату заглядывала Светка и, ничего не говоря, исчезала. Наверное, нарождающееся женское чутье подсказывало ей, что любовь – это когда папа с мамой сидят полуобнявшись перед телевизором, и что мешать им в такое время не нужно.

      Признаюсь, мне стоило большого труда удержаться и не рассказать жене голую правду. Я даже стиснул зубы. Но затем, вдруг, ясно представил, в какой свихнувшийся мир задом наперед событий хочу погрузить ее рациональную женскую натуру, и тут же опомнился: помирать буду – не скажу!

      Тем временем из телевизора неслось:

      – «Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь Время наше. Только Время, ускользающее и текучее, дала