Казачий алтарь. Владимир Бутенко

под колесо арбы), тоже записался добровольцем. Это Дончуру шибко не понравилось. Не надеясь на болезненного малолетка Маркяшку, он всячески препятствовал уходу Спиридона. То коня угонит, то дротик спрячет, то зазнобу молодую нашлет – авось сердцем прикипит… И добился-таки своего! Не был Спирька взят по увечью.

      Из Европы вернулся младший брат сотником, сполна отломав службицу. Привез на навьюченных лошадях изрядно добришка. Не пуст был и гаманок. Этому обрадовался Дончур несказанно, но чувствовал за собой вину. Не сохранил до возвращения служивого ни мать его, ни бабку, ни брательника, утонувшего в половодье.

      За храбрость и усердие пожаловал Платов сотнику земельный нарез вдоль берега Несветая. Отсюда и повелась станица Ключевская, – много было светлых родников вокруг…

      В огромном каменном курене и на обширном подворье хлопот домовому прибавилось. Но он не только не противился, но воспрянул духом, приписывая хозяйский достаток своему неустанному вниманию. Петр Данилович за родного почитал племянника Маркяшку, воспитал из него наездника-ухаря. И женил не абы на ком – на дочке станичного атамана. Родство похвальное, да счастье скользкое. Молодуха оказалась бессемянкой. Уже в годы вошел Маркян, уже растолстела его женушка, а детей по-прежнему не было.

      Затомошился Дончур! Шагановскому роду замаячил неизбежный конец. Духи предков не давали домовому покоя. И он, разгневавшись на пустоцветную жену Маркяна, решил ее сжить.

      Однако первым лег на ключевском кладбище сам господин сотник. Негаданно на дрофиной охоте случился апоплексический удар. Маркян получил богатое наследство.

      Вскоре по округу разнесся дивный слух, что якобы император даровал крестьянам свободу. Крепостных у Маркяна было всего-навсего двадцать семь душ, переселенцев с южной Украины. Вели они себя покорно, «спивалы гарни писни», пока не взбунтовались иногородцы в соседней экономии генерала Межерицкого. Дело было в страдную пору. Казаки работали в степи, на своих паях. Этим-то и воспользовались дуроломы. Кинулись грабить станицу. Не минули и шагановской усадьбы. Заметался Дончур в тягостном бессилии. Крестьяне, опустошив двухэтажный дом, со зла пустили погулять «красного кочета». Домовой гасил огонь, пока не вскинулся он до крыши. Взвился бедолага Дончур на трубу, оттуда сиганул на конюшню, но не рассчитал и сорвался на остов телеги, зашиб колено и повредил глаз…

      В одночасье стал Маркян нищим.

      Только глубокой осенью перебрался он с женой в саманный куренек, построенный на деньги из казачьей казны. К тестю, к тому времени уже оказавшемуся без атаманской насеки, идти в приймы не позволила наследственная гордость. От пережитого ли несчастья, от немощи ли, насланной домовым, женка Маркяна слегла и в зиму отдала богу душу. Вдовец недолго горевал. Разменявший полсотню лет, Маркян удосужился жениться на девке Матрене. Поначалу была она тише воды, ниже травы, уважала супруга. К восторгу Дончура родила первенца,