Казачий алтарь. Владимир Бутенко

Раз пострадала я от румыняк, то хочу, чтоб передали мне на досмотр колхозную Вишню. Расписку я напишу. Наумцев, думаю, возражать не станет. Так что, Лидонька-подружка, выручай.

      Лидия никогда не была с Анной в близких отношениях. Более того, чаще других схватывалась с этой вздорной, самоуверенной красоткой. В приходе Анны, в ее требовании крылся какой-то потаенный смысл.

      – Вчера ты воспротивилась, а сегодня надумала? – с упреком напомнила Лидия. – Хорошо. Если Иван разрешит, я не возражаю.

      – А я супротив! – наотрез отказал Тихон Маркяныч. – Крайних нашла… У нас, Нюська, пять ртов! Вон, у Дагаевых, мать да Тайка с девчонкой. На кой ляд им, окромя своей, ишо с фермы? У них и забирай.

      – Малодойку? Нет! Я привычная к Вишне. Мы ее с Лидкой попеременки доили! – повысила Анна голос.

      – Не будя по-твоему! Мы бумажку Ванюшке подписали и за буренку держем полный ответ.

      – Та-ак. Ясненько. А что же ты, дядечка Степа, помалкиваешь?

      Степан Тихонович, у которого ярко запунцовели уши, отложил вилку с нанизанными кружочками картофеля, бормотнул:

      – Да вы слова не даете вставить, – и, обретя решимость, рассудил: – Считаю, что просьба твоя правильная. Нужно поделиться. А то получается, как у того казака. Шел по степи, нашел кошелек с монетами. Сунул в штаны. Явился домой, а его нет. Дырка в кармане. Рассердился и давай жену бить. «Из-за тебя, – кричит, – нищим я стал». Корова колхозная, и каждый из членов имеет равные права.

      – Да ты, никак, очумел? – невольно вырвалось у отца.

      – В другой раз мы пострада… – начал было Степан Тихонович, но брошенная женой рюмка – первое, что попалось под руку, – ударила в шею и отлетела прочь, залив рубашку остатками браги.

      – Жалко стало? Кобель сивый! – вне себя от гнева выкрикнула Полина Васильевна и, сорвавшись с места, обогнула угол стола и приблизилась к Анне, тоже настороженно вставшей. – Говорила Матрена, что спутались… Да я…

      – Ты спокойней, спокойней! – угрозливо напряглась Анна. – А то задохнешься…

      – Ах ты, вонючка… Еще лыбишься?

      – А почему и нет? Ударить хочешь? А ну, попробуй!

      – Руки об такую сволочь марать не стану… Хлюстанка! С кем связалась? С дедом!

      – Гм! Это с тобой он дед, а со мной еще молоденький.

      Полина Васильевна, мученически закусив губу, с глазами, полными слез, повернулась к окаменевшему мужу:

      – Уходите… Оба уходите… – и с неестественной суетливостью забежала в летницу. Лидия, с презрением посмотрев на Анну, последовала за свекровью. Фаина сидела ни жива ни мертва.

      Грозовой тучей медленно поднялся Тихон Маркяныч. Как-то странно поддернул рукав рубахи, выставляя культю. Кураж Анны на том и кончился. Она шарахнулась к калитке, пустилась по улице, не оглядываясь. Так же неспеша старый казак сел, кивнул:

      – Наливай мировую… Наливай, гутарю! Сидишь, как кобыла обмочила… А ты, Фенька, чо закручинилась? В семье всяко бывает. Пустое. Разберутся. Не год прожили.

      – А