Казачий алтарь. Владимир Бутенко

Тихон Маркяныч, пропуская сына в коридорчик, недоверчиво зыркнул во двор. Снова заперся. «Эк, напугались», – сочувственно подумал пришедший и спросил, не обнаружив в горнице женщин:

      – Где наши?

      – Приспичило, дурам, на поле кукурузу ломать… Ну, с прибытием, сынок! Молил за твою душу… Живой!

      – Были у нас румыны?

      – Полапали за калитку и – восвояси… Должно, домовой их отпугнул. Або в окно увидали, с чем их встречают!.. Хм, а разве не германцы? Ты откелева знаешь?

      – Знаю. Меня, батя, они у Анны Кострюковой застали. Скрывал, а теперь…

      – Во! Так ты, баглай, ишо ночью… – неожиданно оборвал речь Тихон Маркяныч и показал свой жилистый кулак. – Ну и молодец, что родичку проведал… Тута мы на пару с Феней, бегличкой городской. Вместе оборону держали.

      С недоумением посмотрев на отца, Степан Тихонович прошел в зал. Со стула поднялась невысокая, тонкорукая девушка. Просторный халат Лидии висел на ней балахоном. В притемненной комнате (ставни надворных окон по-прежнему были закрыты) особенно был заметен живой блеск ее светлых, умных глаз.

      – Здравствуйте! – кивнул Степан Тихонович. – Значит, с гостьей нас…

      – Да, вот…

      – Откуда ж будете?

      – Из Ворошиловска. Шла с колонной, да опоздала. Немецкие танки опередили. Я вечером обратно пойду.

      – Значит, в одном котле варились. Я тоже был на шляху. С колхозниками гнали молодняк на Астрахань. А погнали нас! Кое-как в камышах спаслись… Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь! – ободрил Степан Тихонович и первым опустился на табурет.

      – И невеличка, а молодец-девка! Не трусливой сотни, – похвалил Тихон Маркяныч. – Музыкальная учителька. Матерь – врач, а папка – военный. Мы с ней, можно сказать, в бою познакомились…

      Только теперь Степан Тихонович обратил внимание, что на придвинутом к окну столе лежала не подушка, а белый мучной мешок! На нем – ружье. На подоконнике, скрытом ставнями, красовались аккуратно уложенные патроны. Представив, что могло произойти, если б румынские солдаты вошли во двор, Степан Тихонович похолодел.

      – Да-а… Прямо-таки азовская крепость! – с издевкой сказал он отцу, не стесняясь девушки. – Честное слово, вы как дите малое… И себя бы погубили, и ее!

      – Чтоб мой баз опоганили?! Тольки б ступили – в упор саданул! Угостил-ил бы картечью!

      Зная, что спорить с отцом бессмысленно, Степан Тихонович повернулся к гостье.

      – Срываться в ночь не советую. Одной – в степь? Более чем опасно! День-другой подождите.

      – Да неудобно быть обузой, – призналась Фаина. – В Ворошиловске бабушка осталась. Волнуюсь за нее. Наверное, и у нас уже фрицы!

      – Ты, милочка, об собе думай! – заключил Тихон Маркяныч и покосился на сына, твердым движением взявшего одностволку. – А мы, старые, на бедах посватаны, на горестях поженены…

      С верхней ступени крыльца Степан Тихонович увидел бегущего внука, шагающих позади него женщин с оклунками: Лидию, Полину, Таисию и… Анну! Присуха, как нарочно, шла рядом с женой. В уголках поджатых губ таилась