Стелла. Чарльз Гэвис

он, казалось, был вполне доволен всеми, в частности собой. Он, конечно, был красиво одет, и у него были самые милые на свете маленькие ручки и ножки; и волосы у него были разделены на прямой пробор и гладкие, как у черно-подпалого терьера; так что у него были некоторые основания для удовлетворения.

      – Чем он тебя обидел, Стелла? – довольно проницательно спросил старик.

      Она снова рассмеялась, и на ее лице появился легкий румянец, но она ответила совершенно откровенно:

      – Он сделал мне комплимент, дядя.

      – Это не оскорбляет твой пол в целом, Стелла.

      – Это меня оскорбляет, – быстро сказала Стелла. – Я … я ненавижу их! Особенно, когда человек, который их раздает, делает это с самодовольной улыбкой, которая показывает, что он больше думает о своем красноречии и галантности, чем о человеке, которому он льстит.

      Старик посмотрел на нее.

      – Не окажете ли вы мне любезность, снова назвать свой возраст? – сказал он.

      Она рассмеялась.

      – Неужели я слишком мудра, дядя? Ну, не бери в голову, я обещаю быть хорошей и глупой, если хочешь. Но ты не завтракаешь; и ты не должен все время смотреть на этот отвратительный мольберт, как будто тебе не терпится вернуться к нему. Ты когда-нибудь видел ревнивую женщину?

      – Нет, никогда.

      – Ну, если ты и не хочешь, ты не должен ограничивать все свое внимание своей работой.

      – Я не думаю, что этого можно сильно бояться, когда ты рядом, – кротко сказал он.

      Она засмеялась и вскочила, чтобы с восторгом поцеловать его.

      – Вот это был великолепный комплимент, сэр! Вы быстро совершенствуетесь, мистер сам Адельстоун не смог бы сделать это более изящно.

      Едва эти слова слетели с ее губ, как дверь открылась.

      – Мистер Адельстоун, – сказала миссис Пенфолд.

      В дверях стоял молодой человек, высокий, темноволосый, безупречно одетый, со шляпой в одной руке и букетом цветов в другой. Он был бесспорно хорош собой и, стоя с улыбкой на лице, выглядел как нельзя лучше. Строгий критик мог бы придраться к его глазам и сказать, что они были немного слишком маленькими и немного слишком близко друг к другу, мог бы также добавить, что они были довольно подвижными и что в изгибах тонких губ было что-то приближающееся к зловещему; но он, несомненно, был хорош собой, и, несмотря на его хорошо сшитую одежду и безупречные ботинки с серыми гетрами, его белые руки с отборными кольцами, в нем чувствовалась сила; никто не мог заподозрить его в глупости или отсутствии наблюдательности; например, когда он стоял сейчас, улыбаясь и ожидая приветствия, его темные глаза изучали каждую деталь комнаты, не отрываясь от лица Стеллы.

      Мистер Этеридж поднял глаза с обычным смущенным видом, с которым он всегда принимал своих редких посетителей, но Стелла протянула руку со спокойной и сдержанной улыбкой. Даже в девятнадцатилетней девушке очень много от женщины.

      – Доброе утро, мистер Адельстоун, – сказала она. – Вы пришли как раз вовремя, чтобы выпить чашечку кофе.

      – Я должен извиниться за вторжение в столь неподходящий