Перекрестка поворот. Владимир Анатольевич Горбунов

глаза?»

      Марина разговаривала с ним отстраненно, гордо вскидывая безумную челку-занавеску.

      – Ты изменилась, – сказал он.

      – Нельзя жить одинаково, – ответила она.

      – Мне нравились длинные волосы, – Жека протянул руку, коснулся вздернутой гребнем челки и заметил пузырьки лака на волосах.

      Когда они прятались в университетской общаге, у нее волосы струились по худым плечам, сбегали на голую спину между лопатками. Жека целовал их, прижимаясь к Марине пылающим телом.

      Это были безумные три дня и три ночи, слившиеся в горячечность сплетенных тел, запах любви и не очень свежих простыней, обжигающие струи воды и нежные прикосновения в пустой душевой. Прислушивание к шагам вахтерши в коридоре и короткое забытье на груди любимой, а затем вновь вихрящийся водоворот, терпкий пот, смешивающийся со слезами восторга и липкой спермы.

      – Почему ты ушла? – спросил Жека.

      – Давай о другом, – сказала Марина. – Как ты себя чувствуешь? Я принесла апельсины. Говорят, помогают.

      В общаге они о еде не вспоминали. Или почти не вспоминали. Жека пару раз бегал за бычками в томатном соусе, хлебом и пивом в гастроном по соседству. Чтобы не проходить мимо вахтерши, вылезал через окно в конце коридора и точно так же возвращался. В последний раз, когда он вернулся, окно оказалось закрытым. Ему ничего не оставалось, как отправиться к центральному входу. Около вахты толпились студенты, прибывшие из колхоза. На полу стояли чемоданчики и дорожные сумки, лежали рюкзаки и баулы. Студенты гомонили, брали ключи от своих комнат и расписывались в журнале расселения.

      Жека прошел на этаж, пристроившись к парням-биологам. Добравшись до Марининой комнаты, он услышал чужие голоса за дверью.

      – Ее нет, – ответили Жеке, когда он постучал. – За ней приехал Гера и увез.

      – Не может быть.

      Девчонки, разговаривавшие с ним, многозначительно переглянулись. С Марининой кровати было снято белье, и теперь оно валялось кучкой в углу комнаты. Девчонки застилали кровати свежими простынями.

      Остатки еды со стола были выброшены, а сам стол застелен чистой клеенкой в цветочек. Окна открыты и греховный дух последних дней и ночей начисто выветрен.

      – Она ничего не оставила? – спросил Жека. – Записку или?..

      – Ничего, – ответили девчонки. Потом переглянулись и, захихикав, томно закатили глаза. Жека подарил им купленные консервы и пиво, отказался поужинать вместе и переночевать, если надо.

      Он хотел ненавидеть Марину, ту легкость, с которой она разрушила его жизнь, но понимал, что снова простит и снова будет довольствоваться статусом друга, который всегда придет на помощь. В общаге он тоже был только другом, верным, понимающим, ласковым, готовым на все.

      – Слушай, – Рэнди вернул Джека в реальность, – у меня есть предложение.

      – Какое? – спросил Джек. На табло высветился номер больного, сидевшего перед ним. Тот встал и пошел вслед за медсестрой в зал врачебного приема.

      – Есть один знакомый, – сказал Рэнди, – русский,