…и дольше жизни длится…. Рита Харьковская

Вас, ни Вашу дочь.

      – Это бывает. Я, когда Наденькину мать впервые увидел, тоже, как язык проглотил. Так что я тебя понимаю.

      – Вашу дочь Надеждой зовут?

      – Надеждой… А то ты и не знаешь? Не успели тебе сообщить да понарассказывать.

      – Как зовут – знаю. Просто так спросил. Чтобы разговор начать. А про «понпрассказывать» – это Вы напрасно. Рассказывать могут многое, да вот только слушать я не стану. У меня своя голова на плечах есть!

      – Это хорошо, что своя голова есть, – Костя доброжелательно смотрел на моряка: – Как зовут-то тебя, "головастый"?

      – Александр.

      – Мамка Шуркой зовет?

      – Сашкой. Только нет ее уже. Умерла в сорок четвертом.

      Костя и Саша еще долго сидели за столом.

      Уже опустел графинчик с медовухой.

      Уже Саша рассказал о себе хозяину хутора.

      Рассказал почти все.

      Да и рассказывать особо было не о чем: родился в Городе у Моря. Окончил школу. Поступил в мореходку. Началась Война. Всю войну прослужил на боевом корабле. И сейчас служит там же. Вот, приехал в отпуск с товарищем. Вчера пришел с ним же за медом… увидел Надежду…

      Костя слушал, не перебивая, подперев голову кулаком.

      Когда уже сгустились южные синие сумерки, взглянул в упор на Сашу:

      – Ты иди, пока, морячок. До села еще пять километров пехом, а на дворе скоро ночь.

      – А можно я Надю увижу? Попрощаюсь.

      – Ты завтра приходи. Я с нею сам поговорю в начале. А завтра уже видно будет, стоит тебе с нею видеться или может не нужно.

      Саша вздохнул, надел форменную фуражку, застегнул китель, попрощался с Костей, еще раз взглянул на темные окна дома и вышел на дорогу, ведущую в село.

      Проводив гостя, Костя вошел в дом. Подошел к комнате Надежды:

      – Ты не спишь, Наденька?

      – Нет.

      – Выйди во двор. Поговорить с тобой хочу.

      – Заходи, папа, я еще не ложилась.

      – Душно в доме. Идем, во дворе посидим.

      Отец и дочь долго сидели в ночи под раскидистым орехом. Тихо о чем-то говорили. Что-то вспоминали. Иногда плакали.

      В эту ночь Наденька рассказала отцу, как ей удалось выжить в плену, через какой ад довелось пройти юной девушке.

      И просила, и умоляла его никогда не то, что не рассказывать об этом другим, но и ей не напоминать о страшных годах.

      Костя обнимал свою дочь и мочил слезами ее густые кудри. Целовал ее в макушку:

      – Никогда. Никому не скажу. И сам забуду. Обещаю.

* * *

      Саша пришел на хутор в следующий вечер.

      И в следующий.

      И в следующий.

      Вскоре Наденька перестала его избегать и дичиться, и уже Костя встречал вечером корову и отправлялся ее выдоить, чтобы дать возможность молодым людям побыть наедине и поговорить.

      Через две недели у моряков закончился отпуск. Пора было возвращаться на корабль.

      Саша пришел на хутор, как всегда, ближе к вечеру. Он нервничал, и Костя сразу это заметил. Отослав дочь в дом под благовидным предлогом, прямо спросил Сашу:

      – Ты попрощаться пришел? Уезжаешь?

      – Да.