Гостья. Симона де Бовуар

удивился Клод. – У меня нет привычки к подобной лексике.

      – Прошу прощения, но это ты произнес слова «стилизация», «оппортунизм». Только не оправдывайся, до чего смехотворна твоя забота не говорить по-профессорски.

      Более всего Клод боялся причислять себя к университетскому сословию; надо отдать ему справедливость: менее, чем кто-либо, он выглядел академичным.

      – Клянусь, с этой стороны я не чувствую себя в опасности, – сухо заметил он. – Обычно это ты вносишь в наши споры некую немецкую тяжеловесность.

      – Тяжеловесность… – повторила Элизабет. – Я прекрасно знаю: всякий раз, как я тебе противоречу, ты приписываешь мне педантизм. Ты невообразим, ты не можешь выносить противоречия. То, что ты подразумеваешь под интеллектуальным сотрудничеством, – это тупое одобрение любого твоего мнения. Требуй этого от Сюзанны, но не от меня; я имею несчастье обладать мозгом и стремлюсь пользоваться им.

      – Ну вот! Сразу такая озлобленность, – сказал Клод.

      Элизабет овладела собой; это было невыносимо, он всегда находил способ свалить вину на нее.

      – Я, может, и злобная, – сказала она с убийственным спокойствием. – Но ты не слышишь, как говоришь. Можно подумать, что ты обращаешься к своему классу.

      – Не будем опять ссориться, – примирительным тоном сказал Клод.

      Она злобно взглянула на него. Этим вечером он определенно решил осыпать ее счастьем, он чувствовал себя нежным, очаровательным и благородным; ладно, он увидит. Она откашлялась, чтобы прочистить голос.

      – Откровенно говоря, Клод, неужели ты считаешь, что опыт этого месяца был удачным? – спросила она.

      – Какой опыт? – удивился он.

      Кровь прилила к щекам Элизабет, и голос ее слегка дрогнул.

      – Если после объяснения в прошлом месяце мы сохранили наши отношения, то это в качестве эксперимента, ты забыл?

      – Ах да… – отвечал Клод.

      Он не принял всерьез мысль о разрыве, естественно, она все потеряла, переспав с ним в тот же вечер. На мгновение она растерялась.

      – Так вот, думается, я пришла к заключению, что ситуация невозможная, – продолжала она.

      – Невозможная? Почему вдруг невозможная? Что нового произошло?

      – Вот именно, ничего, – отвечала Элизабет.

      – Тогда объяснись, я не понимаю.

      Она заколебалась. Разумеется, он никогда не говорил, что когда-нибудь расстанется с женой, он вообще никогда ничего не обещал, в каком-то смысле он был неуязвим.

      – Значит, тебя действительно все устраивает? – спросила Элизабет. – Я ставила нашу любовь гораздо выше. Что у нас за близость? Мы встречаемся в ресторанах, барах или в постели. Это свидания, а я хотела общей жизни с тобой.

      – Ты бредишь, дорогая, – сказал Клод. – Между нами нет близости? Но у меня нет ни одной мысли, которой я не делился бы с тобой; ты чудесно меня понимаешь.

      – Да, я владею лучшим, что у тебя есть, – сказала вдруг Элизабет. – Видишь ли, по сути, мы должны были ограничиться тем, что два года назад я