Четыре берега Трибрежного моря. Остен Кальт

на оставленные ими следы.

      Две дорожки отпечатков их ступней тянулись от воды, постепенно меняясь по форме и размеру. Если у воды они были большими и резко очерченными, глубоко взрыхленными острыми когтями по переднему краю, то по мере удаления от полосы прибоя теряли в размере и глубине. Далее (уже вполне человеческие) они почти исчезали на твердой поверхности плотно утрамбованного ветром песка.

      – Так! (одновременно).

      – Когда? (одновременно).

      – Давай сегодня, – сказала Пыль.

      – Давай, но после обеда, а то я «ненажратая», – сказала Эль.

      – А солнца тебе мало?

      – А вкусовые ощущения? Я ж говорю – «ненажратая»! Это ты у нас приземленная, а я создание возвышенное!

      – Ну-ну… Твоя возвышенность как-то не очень гармонирует с твоим словарным запасом. Ненажратая ты моя!

      Глава 2

      В «нежном» возрасте не бывает обыденного, и путь домой для девчонок был не менее интересен, нежели из дома. Эль пыталась комментировать и рифмовать все, что встречалось на пути, а Пыль пыталась вычислить близость Луны к Земле по косвенным признакам (тем более, что это было ее внеклассным заданием).

      – Эль, а-а-а ты часом не помнишь, как определить близость и фазу Луны без календаря?

      – Отстань.

      – А за «пределом»? Там фазы Луны такие же?

      – Отстань.

      – Ну, Эль, ну, пожалуйста.

      Эль усмехнулась:

      – Ну-у-у-у, значит, так. Слушай внимательно. Повторять не буду.

      – Ага, я прямо вся одно большое ухо!

      Эль продолжила:

      – Облака перистые. Солнце почти в зените, но диск Луны виден на небосклоне довольно отчетливо. Однако придорожные цветы еще не раскрылись и головки их понуро опущены. Муравьи сонные, как тетери, мухи – поденки медленно кружат в тени деревьев, пчелы нехотя собирают нектар с истомленных полуденным зноем цветов. Поньйи…

      – Э-э-э-э-э! Э-л-л-ль!

      Прервала сестренку Пыль. Она едва не заснула на ходу под это монотонное бормотание.

      – А? – воскликнула Эль. Казалось, она и сама едва не заснула.

      – Эль! Ближе к делу!

      – На чем я остановилась?

      – Поньйи!

      – А? Что? А, что, Поньйи? Ах да, Поньйи…Поньйи. Поньйи – ржут, как кони! Вернее, хихикают! А это значит, что одуванчик «пылит»!

      – Они ее что, радостно едят или нюхают? Ну-у-у, эту пыльцу одуванчика?

      – По большому счету они от нее чихают, а когда один из Поньйи чихает, то другие начинают хихикать.

      – Злорадствуют, стало быть?

      – Нет. Я думаю, что они смешно чихают, чем и веселят сородичей…Да какая тебе-то разница?

      – То есть луна близко?

      – Луна?

      – Ну да! Она близко или полная? Или… какая она?

      – А что Луна? – со шкодливой улыбкой спросила Эль.

      – А!!! Опять ты! Слушай, ну тебе не стыдно? Чего ты мне тут наплела? Муравьи, Поньйи… Ненавижу тебя. Мы же договаривались, что «Минутка безумия» начинается по согласию!

      – Ладно, ненавидь, – пожала плечами Эль, – но чтоб ты не особо обижалась, то вот тебе стих про один из