Американский психопат. Брет Истон Эллис

даже не благодарит. Он стоит со стаканом в руке и печально смотрит на рельсы, потом прищуривается и склоняет голову к стакану. Когда вспыхивает стробоскопический свет, он выпрямляется и что-то бормочет сам себе.

      – Тебя разве не вставило? – спрашиваю я его.

      – Как дела? – орет Оуэн.

      – Мне очень хорошо, – отвечаю я.

      Играет музыка. Песня не кончается, а переходит в следующую – их разделяет только сухой треск ударных. Разговаривать невозможно, но пока мой единственный собеседник – мудак Пол Оуэн, это даже хорошо. Похоже, в «Зале с канделябрами» появились девушки, и я пытаюсь посмотреть одной девке в глаза: она похожа на модель, у нее большие сиськи. Прайс пихает меня в бок, и я наклоняюсь, чтобы спросить, не взять ли нам еще грамм.

      – Почему вы не в смокингах? – спрашивает Пол Оуэн.

      – С меня хватит, – кричит Прайс, – я пошел.

      – Чего с тебя хватит? – в замешательстве кричу я.

      – Этого! – орет он. Мне кажется, что он имеет в виду двойную «Столичную», но я не уверен.

      – Не уходи, – говорю я ему. – Я ее выпью.

      – Эй, Патрик, – орет он, – я ухожу.

      – Куда? – Я действительно в замешательстве. – Хочешь, я найду Рикардо?

      – Я ухожу, – вопит он. – Я… ухожу!

      Совершенно не понимая, что он имеет в виду, я начинаю смеяться:

      – Ну и куда ты уходишь?

      – Вообще ухожу! – орет он.

      – Стой, – кричу я. – Уходишь из банка?

      – Нет, Бэйтмен. Я серьезно, глупый ты сукин сын. Ухожу. Исчезаю.

      – Куда? – Я продолжаю смеяться, ничего не понимая, и снова ору: – В Morgan Stanley? Лечиться? А?

      Он не отвечает, отворачивается от меня, смотрит поверх перил, пытаясь отыскать точку, где заканчиваются рельсы. Он хочет понять, что там, в темноте. Мне скучно с ним, но Оуэн еще хуже, а я случайно встретился взглядом с этим мудаком.

      – Скажи ему «Don’t worry, be happy», – орет Оуэн.

      – Ты по-прежнему занимаешься счетами Фишера? – Что еще я могу сказать?

      – Что? – переспрашивает Оуэн. – Погоди. Это не Конрад?

      Он указывает на парня, стоящего возле бара, прямо под канделябром. На нем – однобортный смокинг из шерсти с шалевым воротником, хлопчатобумажная сорочка с бабочкой, все от Pierre Cardin. В руках у него стакан шампанского. Он изучает свои ногти. Потом вытаскивает сигару, просит прикурить. Мне так скучно, что я, даже не извинившись, иду в бар – сказать официантке, что я душу продам за спички. «Зал с канделябрами» набит битком, все люди похожи друг на друга и кажутся знакомыми. В воздухе висит густой сигарный дым; снова играет INXS, громче обычного… что? Я случайно касаюсь своей брови – она мокрая. В баре я беру спички. На обратном пути я сталкиваюсь с Макдермоттом и Ван Паттеном, которые начинают клянчить у меня талоны на выпивку. Зная, что они уже не действуют, я отдаю им то, что осталось, но нас зажали в центре зала, и талоны на выпивку – не аргумент, чтобы нас пропустили к бару.

      – Грязные телки, – говорит Ван Паттен. – Будь осторожен. Хороших тут нет.

      – Внизу говно, – орет Макдермотт.

      – Вы