Американский психопат. Брет Истон Эллис

знаешь, сколько стоит членство в ебаном солярии? – терзает меня Ван Паттен. – Годовой абонемент?

      – Ты просто псих, – бормочу я.

      – Смотрите, ребята, – говорит Ван Паттен. – Бэйтмен рассердился.

      Неожиданно возле нашего стола возникает официант. Не спрашивая, можно ли убирать закуски, он уносит наши почти нетронутые тарелки. Никто не жалуется, разве что Макдермотт спрашивает:

      – Он что, унес наши закуски?

      Потом он смеется непонятно чему. Осознав, что он смеется один, Макдермотт замолкает.

      – Он забрал их, потому что порции такие маленькие. Наверное, он решил, что мы уже поели, – устало говорит Прайс.

      – Я все же думаю, что иметь солярий дома – это сумасшествие, – говорю я Ван Паттену. Вообще-то, в глубине души я считаю, что солярий дома – это роскошно, вот только в моей квартире для него нет места. Есть ведь и другие удовольствия в жизни, не только солярий.

      – А с кем это Пол Оуэн? – Макдермотт спрашивает Прайса.

      – С каким-то уродом из Kicker Peabody, – раздраженно отвечает Прайс. – Он знаком с Маккоем.

      – Тогда почему он сидит с этими кретинами из Drexel? – спрашивает Макдермотт. – Разве это не Спенсер Уин?

      – У тебя глюки, что ли? – спрашивает Прайс. – Это не Спенсер Уин.

      Я смотрю на Пола Оуэна, сидящего с тремя парнями. Один из них, возможно, Джефф Дюваль. Все четверо в подтяжках и в очках в роговой оправе; у всех волосы зачесаны назад, все пьют шампанское. Я лениво размышляю о том, как Оуэну удалось заполучить счета Фишера. Аппетит от этого не улучшается, однако еду приносят сразу после того, как убрали закуски, и мы начинаем есть. Макдермотт снимает подтяжки. Прайс называет его «тряпкой». Я как будто парализован, однако мне все же удается отвернуться от Оуэна и заглянуть в свою тарелку (запеканка – в виде желтого шестиугольника, окруженного полосками копченого лосося и завитками зеленого, как горошек, соуса томатилло). Потом я перевожу взгляд на толпу людей, которые ждут своей очереди. Кажется, они злые и опьяневшие от бесплатных коктейлей; они устали так долго ждать столик, который наверняка окажется говенным, где-нибудь возле кухни, хоть они и сделали предварительный заказ.

      Ван Паттен нарушает тишину нашего стола, швырнув вилку и отодвинув стул.

      – Что случилось? – спрашиваю я, поднимая глаза.

      Вилка застыла над тарелкой, но моя рука не движется: она словно наслаждается красотой содержимого тарелки, у нее как будто есть собственный разум, который отказывается разрушать этот дизайн. Вздохнув, я печально откладываю вилку.

      – Черт. Я должен записать фильм по кабельному для Мэнди. – Ван Паттен, стоя, вытирает рот салфеткой. – Я еще вернусь.

      – Пусть она сама запишет, идиот, – говорит Прайс. – Ты что, чокнутый?

      – Она в Бостоне, у своего дантиста. – Подкаблучник Ван Паттен пожимает плечами.

      – Ну и что ты собираешься делать? – Мой голос дрожит. Я по-прежнему думаю о его визитке. – Будешь звонить на кабельное телевидение?

      – Нет, – говорит он. – Мой телефон подключен к видеопрограммеру Videonics, который я купил в