Американский психопат. Брет Истон Эллис

свете кажется, что тут меньше грамма.

      – Господи, – шепчет Прайс на удивление мягко, – да здесь не так уж много, да? – Он наклоняется, чтобы рассмотреть порошок получше.

      – Может, это из-за освещения так кажется, – замечаю я.

      – Рикардо охуел, что ли? – спрашивает Прайс, с удивлением рассматривая кокаин.

      – Тсс, – шепчу я, вынимая свою платиновую карточку American Express. – Давай просто сделаем это.

      – Может, он миллиграммами его продает? – не может успокоиться Прайс.

      Сунув свою платиновую карточку American Express в порошок, он подносит ее к носу и вдыхает. Мгновение он стоит в молчании, а потом сдавленным голосом произносит:

      – О боже.

      – Ну, что? – спрашиваю я.

      – Да это, блядь, миллиграмм… сахарной пудры, – выдавливает он.

      Вдохнув немного порошка, я прихожу к тому же заключению:

      – Конечно, он слабоват, но если мы не будем его жалеть, то, думаю, будем в полном порядке…

      Но Прайс в бешенстве, он вспотел и побагровел. Он орет на меня, как будто это я во всем виноват, как будто это мне пришла в голову идея купить грамм у Мэдисона.

      – Я хочу оторваться, Бэйтмен, – медленно говорит Прайс, постепенно повышая голос, – а не подслащивать овсянку!

      – Можно добавить его в кофе с молоком, – доносится жеманный голос из соседней кабинки.

      Прайс смотрит на меня, таращит глаза, не в силах в такое поверить, наконец в ярости колотит кулаком в стенку.

      – Успокойся, – говорю я ему. – Какая разница, давай продолжим.

      Он поворачивается ко мне, проводит рукой по своим жестким, зачесанным назад волосам. Кажется, он смягчился.

      – Пожалуй, ты прав, – он повышает голос, – если пидор в соседней кабинке не возражает.

      Мы ждем, когда человек подаст признаки жизни, наконец голос в соседней кабине шепелявит:

      – Я не возразаю…

      – Иди на хуй, – орет Прайс.

      – Сам иди, – передразнивает голос.

      – Иди на хуй!!! – вопит Прайс, пытаясь перелезть через разделительную алюминиевую стенку, но я одной рукой стаскиваю его.

      Слышится звук спускаемой воды в соседней кабинке, и незнакомец, явно напуганный, выбегает из туалета. Прайс, прислонившись к двери нашей кабинки, смотрит на меня с какой-то безнадежностью. Проведя дрожащей рукой по своему багровому лицу, он крепко зажмуривает глаза, его губы белеют, под одной ноздрей следы кокаина. Не открывая глаз, он тихо говорит:

      – Ладно. Давай продолжим.

      – Вот это я понимаю, – говорю я.

      Мы по очереди черпаем своими кредитками порошок из конвертика, а когда они более не годятся, подчищаем остатки пальцами, вдыхаем, лижем, втираем его в десны. Я почти ничего не чувствую, но, возможно, еще один виски со льдом подарит мне ложное ощущение, будто меня хоть слабо, но вставило. Выйдя из кабинки, мы моем руки, разглядываем наши отражения в зеркале и, удовлетворенные, отправляемся в «Зал с канделябрами». У меня возникает желание сдать в раздевалку пальто (Armani). Что бы Прайс ни говорил, я чувствую, что меня зацепило.