Обручник. Книга первая. Изверец. Евгений Кулькин

на тех, у кого совесть есть, и на тех, у кого она отсутствует. И последние, чтобы хоть как-то утвердиться в собственных глазах, начинают творить разные пакости и, в конечном счете, вырождаются во врагов. То есть в тех, кто не способен воспринимать ближнего равным себе. Ему почему-то кажется, что он во всем превзошел окружающих. Или, во всяком случае, сравнялся с ними. А в душе-то он отлично знает, что гадок и низок и что его место вдали от тех, кто способен на поступок.

      Ребята слушали внимательно. Гриша Глурджидзе даже перестал шурудить рукой в кармане, где у него постоянно находилась маленькая черепашка.

      – Я знал одного, – продолжил Беляев, – как мне казалось, хорошего человека, многие года мы друг другу довольно прелестно улыбались. И вдруг однажды, узнав, что меня взяли на работу к вам в училище, он меня возненавидел. И стал моим врагом.

      Он передохнул.

      – Спрашивается, почему? Ведь на здравые мозги вряд ли можно понять, в чем именно дело. И как-то он мне, правда, не очень трезвый, но сказал: «Ты не хочешь, а у тебя получается, я же могу, но ничего не выходит».

      – А при чем тут вы? – вскричал Сосо.

      – Вот именно! Если бы он, скажем, предупредил меня, сказав, что хочет занять освободившееся место, я бы никогда не встал на его пути.

      Они долго шли молча, потом Сосо произнес:

      – Ну и что делать с такими людьми?

      – Терпеть их хотя бы из великодушия, – ответил Беляев. – Ведь это не столько их вина, сколько беда.

      – А мне кажется, – задумчиво произнес Сосо, – враг не имеет права на снисхождение.

      – Но ведь христианские заповеди гласят… – начал было Капанадзе, но Сосо его перебил:

      – По заповедям жил только один Господь!

      Беляев, как это делал всегда, в спор по-настоящему не встревал, он только сказал:

      – От непонимания другого сам мудрее не станешь.

      И Сосо передернул плечами, словно ему за воротник кто-то пытался пустить ужа.

      И тут он вдруг остановился и предложил:

      – Давайте в криви сыграем?

      И все разъялись на пары, упруго встав друг против друга, потому как бокс, считается у мальчишек, вызывает не только собственное потешание, но и постороннее зрелево.

      Беляев отошел в сторонку и, прислонясь к дерву, потеребливал в руках палый уже листик.

      Ему, конечно, было ведомо, что хоть бокс этот сугубо полюбовный, все равно означится главная причина, почему вдруг вздумали ребята подраться.

      А все дело в том, что Гори был как бы поделен на два поселения – на то, что было вверху, где, кстати, проживал и Сосо, и на то, что находилось внизу. Там обретались люди более состоятельные, даже богатые.

      И вот верхняки из года в год работали на тех, кто жил внизу. И в саду копались, и в огороде, и по дому убирали. Словом, злоба на то, что у нижняков более сыто устроена жизнь, жила почти в каждой «верхнезаветной» душе.

      И, естественно, в Сосо тоже.

      Ему почему-то особенно не нравился Жирняк. Этакий, не сказать что толстый, но весьма упитанный мальчик, имеющий привычку постоянно что-то жевать.

      Звали