Обручник. Книга первая. Изверец. Евгений Кулькин

и что какая линия обозначает? – не отставала она.

      – Это уже покушение на свободу молчания, – жестом отвел ее ладошку Сосо.

      – Хиромантия, – не унималась Первая. – Это своего рода пещерная живопись – спрессованный образ современности. Или, скорее, особый вид искусства.

      Она на миг задумалась, потом продолжила:

      – Ведь жизнь – это этическое оправдание перед Богом.

      Сосо не возражал. Ему уже двенадцать. Хоть и неполных. И на дворе, как шутят, три восьмерки подпоясанные единицей, то есть, тысяча восемьсот восемьдесят восьмой год. Стремительно наступает новый век. И у него не гнется в локте рука. Это однажды, будто кинутый кем под фаэтон, он пережил эту калечность. А еще он пишет стихи. Тайно. И у него есть пример, как с ними поступать, когда они становятся обузой. Да Учитель, которого Сосо тоже оставил без имени и другого прозвания, так и считал: все, что получило озвучку, то есть перестало быть тайной, надо немедленно лишать возможности тиражирования. «Человек всю жизнь должен быть охотником в засаде», – назидал Учитель. И у Сосо сейчас рвется потребность посвятить Первой стихи. Пусть не думает, что он завалушек на полке.

      А она продолжала лепетать, турсуча его ладонь.

      – Вот это, – нежно прикартавливала она, – Линия Жизни. Она соответствует планете Венера. И, значит, обладает особенностью простираться как можно длиннее, чтобы зародить в человеке наивность, что он бессмертен.

      Сосо мрачно поглащал свое невежество.

      – А вот это, – продолжала Первая напирать на два эти слова, – Линия Сердца, то есть Юпитера. По ней…

      – Стоп! – остановил ее Сосо. – А мне доподлинно известно, что я бессердечный.

      – Если тебе это говорили девушки, – быстро ответила Первая, то они желали, чтобы ты как можно обильнее доказывал обратное.

      «Обильнее…». Он подержал в сознании это слово, вдвойне осторожнее, чем требовали обстоятельства, спросил:

      – А ты на мне испытываешь еще какое-нибудь смертоносное женское оружие?

      Первая колупнула его взором почти так, как острым ногтем поддевают прыщ, и произнесла:

      – Я еще не дошла до вот этой, поперечной линии, которую зовут Линией Головы, поэтому до конца не убедилась, умный ты человек или только прикидываешься.

      Договорить им в ту пору не дали. Подошел Петр Капанадзе.

      И, не обращая внимания, что рядом Первая, спросил:

      – Нам евангелие от Луки назавтра выучить задали?

      Сосо кивнул.

      – «Не судите и не будете судимы, – забубнил Петр, – не осуждайте, и не будете осуждены».

      Сосо хотел его остановить, но Первая сжала его руку, на которой, как ему по ощущению показалось, смешались все линии, и прошептала:

      – Так ты знаешь, как нельзя подносить людям руку?

      – Конечно, – ответил Сосо, – как попрошайка. Ладонью вверх. Тогда сразу станет видно, сколько ты еще будешь мучить белый свет. И потому не лучше ли от тебя как можно скорее избавиться.

      А Петр все продолжал долдонить выдержки из Нового завета:

      – «Прощайте, и прощены будете;