Дальгрен. Сэмюэл Дилэни

ответил Тэк.

      Он теперь отставал от Тэка на несколько шагов. Тропинка, поначалу бетонная, стала грунтовой. Его хлестала листва. Босая нога трижды шагнула на шершавые корни; рука, покачнувшись, разок слегка задела древесную кору.

      – Вообще-то, – бросил Тэк в разделявшую их черноту, – меня оправдали. Так сложилось, видимо. Мой адвокат решил, что лучше мне просидеть без залога девяносто дней, за мелочь, типа. Какие-то бумаги где-то потерялись. Потом он это все выволок в суде, и обвинение сменили на непристойное поведение на публике; а я уже все отсидел. – Звякнули молнии, – видимо, он пожал плечами. – Если так посмотреть, все сложилось неплохо. Гляди!

      Угольная чернота листвы разодралась, впустив обычные расцветки городской ночи.

      – Куда?

      Они остановились средь деревьев и высоких кустов.

      – Тише! Вон…

      Его шерстяная рубаха приструнила шумную Тэкову кожаную куртку. Он прошептал:

      – Где ты?..

      Из-за поворота на тропинку, нежданный, сияющий и искусственный, явился семифутовый дракон, а за ним такие же огромные богомол и грифон. И тряско поплыли – точно изощренный пластик, подсвеченный изнутри и туманный. Качнувшись друг к другу, богомол и дракон… перемешались!

      Ему на ум пришли слегка размытые наложенные кинокадры.

      – Скорпионы!.. – прошептал Тэк.

      И плечом толкнул его в плечо.

      Он рукой держался за ствол. Тени веточек паутиной оплели ему предплечье, тыл ладони, кору. Фигуры приближались; паутина заскользила. Фигуры миновали; паутина соскользнула. Они, сообразил он, раздражали глаз, как картинки на трехмерных открытках, – и такие же полосатые тела повисали прямо перед – или, может, прямо за ними.

      Грифон поодаль замерцал.

      На середине осторожного кривоногого шага – тщедушный малолетка с прыщавыми плечами, затем снова грифон. (Память о встопорщенных желтых волосах; руки на отлете у веснушчатого таза.)

      Богомол развернулся, поглядел назад, на миг погас.

      На этом была хоть какая-то одежда – темнокожий юнец зверской наружности; цепи, которые он носил вместо ожерелий, заскрипели под ладонью, когда он рассеянно погладил левую грудь.

      – Малыш, давай! Шевели поршнями! – Что произнес уже опять богомол.

      – Ёпта, они, думаешь, на месте? – Это грифон.

      – А то. Где им еще быть. – Голос дракона вполне сошел бы за мужской; и она, похоже, была черной.

      В изумлении и смятении он оцепенело слушал беседу дивных зверей.

      – Пусть только попробуют не быть на месте!

      Цепи исчезли, но скрипели по-прежнему.

      Грифон снова мигнул: под ослепительной чешуей исчезли рябые ягодицы и грязные пятки.

      – Эй, Малыш, а вдруг их еще нет?

      – Ой, ёпта! Адам?..

      – Адам, ну кончай. Сам же понимаешь, что они там, – утешила дракон.

      – Да? Это с чего это я понимаю? Эй, Леди Дракон! Леди Дракон, ну вы даете!

      – Пошли. И помолчите оба, а?

      Качко сталкиваясь и разъединяясь, они исчезли за поворотом.

      Теперь