Чай Весна. Часть 2. Панкратов

полосатая куртка с капюшоном, широкие штаны, кроссовки. Ракитский умел отличать качественные вещи. «Придет время, и эта, – подумал он про Полину, – наверное, станет такой же. А как иначе-то? Ничего-то ты не потерял, Ракитский, ничего не потерял», – бодрился он.

      – У меня есть! – крикнула Полина, потрясая кошельком. – На всех хватит.

      Остановилась машина, и кучерявый быстро перекинулся с водителем парой фраз. Полина прижалась к Ракитскому, но тот отстранился.

      – Садись вперед, – сказал он ей.

      – Я хочу с тобой, – вяло ответила Полина, но заняла переднее место.

      Ракитский смотрел водителя, надеясь, что за рулем этой случайной машины окажется проводник – ну, или месяц, как называют себя эти безумные люди, наемные работники таинственного Леса. Но это был обычный человек.

      – Держи, – шепнула ему в ухо Кристина, передавая банку с алкоголем. Витя поднял свою, изображая, что чокается со всеми. Ракитский открыл и жадно выпил полбанки. Внутри немедленно появилось мерзкое чувство, словно прорвало канализацию, и зловония хлынули, заливая мозг и стенки черепа. Но тело взбодрилось, задвигалось на сиденье, в такт незатейливой музыке.

      – Мне много не нужно, – доносился голос из радиоприемника:

      Просто обними, скажи, что любишь.

      Просто напиши, когда обо мне подумаешь…

      Ракитский громко отрыгнул, и все, кроме Полины и водителя, заржали.

      – Слушай, – сказала Кристина, отсмеявшись, – ты бы с Полинкой почаще встречался.

      – Зачем? – спросил Ракитский, не сдержав улыбки.

      – Вы с ней красивая пара, – улыбнулась Кристина.

      – Мы с тобой тоже красивая пара. Мы будем самой красивой парой. Ты мне очень нравишься, Кристин, я говорил.

      – Ракитский, – строго сказала Кристина, – ты как всегда.

      – Я хочу быть только с тобой. Мне вот она, – он кивнул в сторону Полины, – вообще не интересна.

      – Извини, – только и сказала Кристина. – У нас с тобой ничего не получится.

      – Это мы посмотрим, – Ракитский отчего-то рассмеялся, закинув голову. За окном машины наступила черная ночь.

      Ракитский и сам уходил в темноту. Ночь наползала обрывками, клочками старой газеты, случайно брошенной в воду, раскисшей, разорванной. Между ними был космос, сияли звезды, кружились неведомые светила и улыбалось полное нежного отчаяния лицо. «Где ты теперь? – кричал Ракитский в безвоздушное пространство. – Где ты теперь?»

      Они стояли на крыше и пили. Ракитский смотрел вниз, в тишину чьего-то двора, и покачивался, нависая над его бездонной пропастью. Рядом стоял Витька и отливал, облокотившись на телевизионную антенну.

      – Хочу, чтоб моя музыка играла

      Хочу, чтобы мой фраер танцевал,

      – орал он в эфир черной ночи, и где-то в отдалении Полина и Кристина, укутавшись под пледом, пытались поймать радио. Компанию трясло от холода и отходняков, оставалось чуть-чуть до рассвета, еще меньше – на дне бутылок и совсем ничего – в карманах.

      – Тебе