Клад. Алан Черчесов

никогда не мечтала, кроме как жить, чтобы уже ни о чем не мечтать. А выходило всегда только жить, чтобы мечтать хоть немного пожить по-другому. Как вспомню, воротит. Теперь я уже ничего не хочу. Поскорее б рассвет…

      – Может, отправимся в номер?

      Она отвернулась:

      – Чтобы лежать там и плакать?

      – Чтобы заняться любовью.

      – Для любви слишком поздно. Дай-ка сюда пистолет и отойди, где темнее… Эй, товарищ, постойте!

      Подошла к какому-то типу в фуражке, в котором супруг угадал постового. Игра принимала дурной оборот. Пока мужчина решал, не пора ли выступить из укрытия, жена взяла полицейского под локоток и потащила в арку. Послышался стон. Следом раздался шлепок оплеухи.

      Подбежав, мужчина увидел, что постовой стоит на коленях, а над ним нависает лиловая тень и держит в руках пистолеты.

      – Выверни дяде карманы, – распорядилась она. – Сколько он нащепал?

      – Четыреста семьдесят баксов. Плюс восемь шестьсот деревянных.

      – Хренов оборотень! Сейчас мы с тобою сыграем в рулетку.

      – Лучше дай ему в морду, и дело с концом.

      – Представляешь, забыла, какой же из двух настоящий. Подожди, не подсказывай!

      Постовой дрожал, но молчал. Правда, молчал как-то громко.

      – Прекратите цокать зубами. Омерзительный звук, – раздражилась жена.

      А ведь мне и впрямь все равно, думал мужчина, беря полицейского за подбородок. Одно любопытство: выстрелит или нет.

      – Он что, обмочился?

      – Это ты его сунула в лужу.

      – Жить-то хочешь? – спросила жена.

      Полицейский кивнул. Дар речи к нему не вернулся.

      – И зачем тебе жить? Объясняй. У тебя две минуты.

      Время было уже на исходе, когда постовой взревел и закашлялся.

      Она подстегнула его, двинув в затылок стволом.

      – Дети… Родители… Нужно!

      – А жена?

      – Умерла, – всхлипнул он. – Самоубийство.

      Супруги переглянулись. Полицейский уткнулся лбом в лужу. По телу его пробежала зигзагом конвульсия.

      Если бы он не заплакал, она бы его пристрелила, подумал мужчина.

      – А я ведь почти что убила, – сказала жена, когда они поднимались на лифте в свой номер. – Руки чесались спустить оба курка. Ловко ты это придумал – посадить его на такси.

      – Покуда от страха оправится, нас и след уж простыл.

      – Хорошо быть богатым. Твори, сколько хочешь, паскудства, и никто на тебя не подумает… А вот, например, тебе не было стыдно?

      – Ни капли. То есть было, но как-то неискренне. Я стыдился спустя рукава.

      Улеглась на кровать и стала крутить пистолеты, примеряя стволами к груди и виску.

      – Прибери от греха.

      – Любопытно сравнить ощущения. Вроде бы общего мало. Я его держала на мушке, и у меня было чувство, будто в кои-то веки все стало весомо и правильно. Будто жизнь моя обретает свой истинный смысл. Теперь все не так. Как-то слишком намеренно. Вместо ярости – вялость. Выходит, на выстрел в себя мне не хватает запала. Ну, и где справедливость?

      Он был уже в ванной и долго мыл руки.

      Когда он вернулся, жена сидела перед зеркалом,