Клад. Алан Черчесов

Казалось, можно собрать их в ладошку.

      Ей захотелось обратно к собаке. И прижаться к отцовской груди. Захотелось шагнуть от себя и выпасть – наружу, туда, на иголки. Захотелось увидеть хоть краешком глаза тот Остров Воздуха, о котором когда-то мечтал ее муж. Но ничего из того, что хотелось, сделать она не могла: больше всего ей хотелось, чтобы хоть раз в ее жизни что-то сделалось вдруг и само, без ее прямого участия. Случилось как чудо, и тогда она бы поверила: жизнь – это чудо. Потому что без чуда жизнь была мутотой. Бессмысленной пыткой терпением. Экзекуцией временем и суетой. Унылой возможностью всех невозможностей. Одним словом, была просто жизнью, а значит, полнейшим конфузом.

      Размышляя об этом, она не услышала, как муж вошел в номер. Он приблизился сзади и принял в ладони ее озябшие груди. С благодарностью ощутила, как они наполняются негой и радостью. Она его очень любила. Так сильно, что всякие мысли о том, будто помимо любви нужно еще как-то жить, были невыносимы. Но сторониться их, сколько ни пробуй, не получалось.

      Жизнь – это бегство от жизни, заключила она, если уж быть совсем откровенной и не бояться признать очевидность. Оттого-то нам тесно, оттого-то нас так и трясет.

      – Извини, что прогнала. Зато я ужасно соскучилась.

      – Промерзла насквозь. Пойдем внутрь. До рассвета уже совсем близко.

      Лежали обнявшись и слушали пошепт сердец. В комнате громко, пронзительно пахло весной, но сквозь нее пробивался и запах иной, посторонний.

      – Пахнет странно. Не чувствуешь?

      – Тебе померещилось.

      – Дай сюда руку!

      Поборолись. Завладев его кистью, она поднесла ее к носу. Потом резко вскочила с постели. Карманы плаща оказались пусты.

      – Где пистолет… пистолеты?

      – Откуда мне знать!

      Села на пол, закрыла руками лицо.

      – Ты кого-то убил?

      – С чего ты взяла? Говорю же, тебе померещилось.

      Молчали, пока она не завыла от боли. У нее разболелись все кости. Болела вся кровь и болела душа. Даже тень на полу ее тоже болела.

      Он лежал на кровати, не сводя с нее глаз. Почему-то ей сделалось стыдно.

      – А ты правда кого-то убил?

      – Если честно, не знаю. Возможно, промазал.

      – В кого ты стрелял?

      – В человека. В человечество я бы попал.

      – Просто так вот, вдруг взял и пальнул?

      – Это было так просто!

      – Но зачем?

      – Минутная слабость. Точно как у тебя.

      Ее озарило:

      – Ты что, мне завидовал?

      – Отставать не хотел. Теперь я на шаг впереди.

      – Ты стрелял, чтобы я передумала?

      – Когда ты прогнала меня, я подумал: тебе надо дать только повод, и ты от меня отречешься. Если ты испугалась убийцы в себе, убийцу во мне ты не стерпишь.

      – Потому что тебя так люблю?

      – Что-то вроде того.

      Она не сдержалась и прыснула. Долго, до колик, смеялись. Попытались заняться любовью, но вышло нескладно, так что почти ничего и не вышло. Их это совсем не расстроило.

      – Выпить