Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга вторая. Евгений Пинаев

мы пойдём своим путём. Вернее, покатим в автобусе. Тридцать вёрст – пустяк для служивых людей. Последний верстовой столб – и рабпоселок Светлый, а в нем – великий джазмен Фред Шкредов. На сцене – Шредер, а вне её – машинист тамошней ГРЭС. Клянусь портупеей и верным тэтэшником: великий человек приютит тебя в своих апартаментах.

      – Мне нужен просто угол с пропиской.

      – Так он тебя и пропишет! – не усомнился Петя. – Запросто! Фред – великий человек. Артист, как я. Но я служу Мельпомене, а он Евтерпе. А ты художник! Сдружимся, слюбимся, верь! В нашей компашке тоже малер имеется. Фред барабанит при Доме культуры, а Витька Бокалов при нем же задники малюет. Едем?

      Я все ещё сидел. Думал.

      – Сомневаешься? – не отставал рядовой Петя. – Дом, правда, ведомственный, но Фред с директором вась-вась. Тот подпишет заяву, и тебя пропишут, – хихикнул он.

      И мы тронулись в путь.

      Петя болтал, я молчал, а когда автобус въехал в посёлок и остановился возле хлебобулочной, всё же спросил его, где мильтон повстречался с Мельпоменой. Тоже в здешнем Доме?

      – Пару раз гастролировал с милицейской труппой, – скромно признался он и заважничал, «играя на зрителя»: – Но я уже созрел не для здешних подмостков, а для столичной сцены! Мне подавай Гамлета, дядю Ваню и Ромео с Джульеткой!

      Я с сомнением оглядел рядового Осипова.

      Белобрысый… Оттопыренные уши иной раз шевелились, ей-ей, как у добродушной дворняги, а глаза хотя и искрились весельем, но, по-моему, не годились ни Гамлету, ни Ромео. Я вообще сомневался в его артистических талантах, и, видимо, что-то эдакое отразилось на моем лице. Он это заметил, когда я сказал, что с ролью Джульетки он бы, пожалуй, справился. Петя усмехнулся и прямо на глазах превратился в расторопного чичероне.

      Да, я ошибся: он был создан для сцены!

      – Вглядитесь! – предложил мне «гид», поводя в стороны и тыча перед собой обеими руками. – Перед вами чудо-юдо, восьмое чудо света, грандиозная першпектива Краснофлотского переулка! Замрите в божественном экстазе и как бы умрите! Вижу, вижу, как замерли уже ваши потрясенные души! Да-да, вы потрясены, так как видите родное захолустье великого маэстро, задворки цивилизаций, но… Но! Скромность и уединённость – вот истинная причина того, что Фред Шредер предпочёл окраину сего града его фешенебельному центру. К тому же перед ней меркнут красоты Ведадо и Елисейских полей. – Он закатил глаза и захлебнулся восторгом. Отдышавшись, затараторил: – Вглядитесь, наконец, в этот непревзойдённый шедевр шлакоблочного зодчества, вознёсший свои многочисленные… свои… один, два… свои многочисленные два этажа до уровней Колизея, Нотр-дам-де-Пари, Эмпайр-Стейт, который Билдинг… Нет-нет, можно бесконечно перечислять известнейшие строения, но ни одно не годится в подмётки шлакоблочному дворцу Фреда Шредера!

      Петя забегал вперёд и обращался к «многочисленной» публике, срывая голос до крика и сажая до шёпота. Играл мильтон вдохновенно!

      – А вот, дорогие товарищи,