Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга вторая. Евгений Пинаев

«обмена мнениями». Палуба есть палуба. Она не такое слышала – ого-го! А тут… В порядке вещей. Мимоходом. Будто плюнул в душу жене и не заметил.

      Застолье продолжалось. Я пропускал. Коллеги все повторяли и повторяли. Начали, согласно ритуалу, с «малой программы векапебе», но быстро приступили к «большой». Сидор Никанорыч пил умело и ответственно. На глянцевой лысине выступили бисеринки пота, нос и щеки слегка побурели, но глаза смотрели по-прежнему трезво. Главное, старшина все время держал на прицеле мой квартирный вопрос. Наконец, сочтя момент подходящим (хозяин только что прокатал вверх-вниз очередной стопарь), он приступил к делу. Тянуть не стал, а с ходу взял быка за рога:

      – Васильич, это Мишка Гараев. Рыбак с Мурманска. Во! Теперь решил к нашим прислониться. Возьмёшь на постой? Парень нынче крепко помог нам – захомутали двух урок. Теперь он вроде как имеет отношение к органам правопорядка. Ты старый зубр, матёрый волчище, он – молодой, но помехой не будет. Да и лишняя деньга всегда пригодится. Решай! Экс-генерал некоторое время таращился на меня и молчал, продолжая грызть луковицу. Я ждал. Не скажу, чтобы с замиранием сердца, но… А он согласился.

      – Пусть селится на место Вальки-лейтенанта, – выдал резолюцию, дохрумкав головку. – Тот объявится месяца через два. Но уговор: Валька возвращается, а рыбак сразу освобождает нары.

      – О чем разговор! – хохотнул Сидор Никанорыч и подмигнул мне. – Вылетит, как из пушки! К тому времени он и сам что-нибудь подыщет.

      – Значит, рыбак, тебя Мишкой кличут? – обернулся ко мне старый алкаш. – А почему без чемоданов путешествуешь?

      – Вещи остались в камере хранения. – Я поднялся. – Сейчас и сгоняю за ними. Через пару часов вернусь.

      – С бутылкой возвращайся, – наказал старшина и снова подмигнул одним и другим глазом.

      – Верно! – очнулся экс-генерал. – Тогда и камеру приготовим, тогда и приговор приведём в исполнение.

      Меня аж передёрнуло от тюремного лексикона, который, видимо, будет сопровождать меня ежедневно. Но, может быть, действительно удастся сменить дислокацию в ближайшие дни? Хорошо бы! А пока и то хорошо, что «камера» с отдельным входом. И всё-таки я радовался даже такому жилищу. Передышка. Уже сегодня я мог слегка ослабить подпругу, а завтра оглядеться в городе и спокойно подумать о первых шагах.

      Все ушли. И скоро уйдут их души.

      Думай только о них – чтоб скорее забыли:

      человек состоит из воды. И полоски суши.

Вадим Месяц

      Чайник зафурчал, забулькал. Я снял его с плиты и помешал в кастрюле собачье варево. Потом закурил, приоткрыл дверцу и склонился к огню.

      Саймак, помнится, устами Питера Максвелла утверждал, что тяга к огню – это атавизм. Воспоминание о той эпохе, когда огонь был и подателем тепла, и защитником. «В конце концов мы переросли это чувство», – добавил он. «Возможно, это первобытная черта, – возражала его собеседница, –