Пластиглаз (сборник). Вадим Чекунов

при каждом шаге, Егоров, не разбирая дороги, побрёл прямо по клубничным посадкам к калитке.

      – На, держи! – Завражинов, успевший переобуться в пластиковые шлёпанцы, нагнал его у забора.

      Всучив другу пакет и сумку, хозяин дачи похлопал его по плечу и, шаркая по линолеуму дорожки, поспешил удалиться.

      Поднимаясь вверх, обходя угловой участок и плетясь вниз уже по своей улице, с каждым нетвёрдым шагом приближая неизбежное, Егоров думал лишь о том, не испортились ли продукты, а если испортились, то насколько.

      Особенно жаль было колбасу и цыплёнка…

      Калитка оказалась запертой на ключ изнутри, и Егорову пришлось звать жену. Перелезть через забор он был не в состоянии.

      Минут пять никто не отзывался, и Егоров подумал, было, зайти к соседям – внутренний забор между участками больше условный, невысокая изгородь скорее, как вдруг занавеска окна дёрнулась, скрипнула входная дверь и на крыльце появилась Наташа, в синем байковом халате и с чашкой в руках.

      – Нат, привет! – Егоров неловко, по-брежневски, помахал рукой. – Откроешь?

      Жена, поставив чашку на перила, молча спустилась с крыльца. Придерживая длинные полы халата, прошла по чуть заросшей тропинке к калитке. Не глядя на Егорова, дважды провернула ключ и, развернувшись, пошла в дом.

      – Я тут продукты… и куличики… Формочки, то есть… Привёз… вот…

      Язык плохо ворочался в пересохшем рту.

      Жена не обернулась.

      Постояв немного, Егоров отёр со лба едкий похмельный пот, поднял сумку с пакетом и потянул на себя калитку…

      Попав на участок, почти подбежал к крану у кухни, отвернул его до отказа, нагнулся и сунул голову под ледяную струю.

      Фыркая, подставлял то затылок, то лицо, ловя губами упругий, чуть отдающий железным привкусом водяной жгутик.

      Немного ожив, растёр руками лицо. Вытащил из пакета жёлтую капроновую сеточку и положил её у борта песочницы.

      Оглядел себя и скривился.

      Наскоро переодевшись на веранде в линялый спортивный костюм, Егоров постучал в комнату:

      – Наташ, я тут Антошке подарок привёз.

      Постучал ещё и, смущённо кашлянув, приоткрыл дверь.

      Жена только что закончила обувать сына. Круглая головка в панамке повернулась на скрип, и Антошка залопотал, улыбаясь и болтая ногами. Перевернулся на живот, сполз с дивана на пол и, переваливаясь с боку на бок, немного кренясь вправо, подбежал к Егорову.

      Егоров подхватил сына на руки. Ткнулся носом в пухлую щёчку.

      – Наташ, мы пойдём в песочницу, ага? Завтракали уже?

      Тон получался фальшивый, деланно-бодрый до противного.

      Временное облегчение от водной процедуры заканчивалось.

      Начало снова мутить. Голова, тяжелея с каждой секундой, валилась с шеи.

      Наташа села на диван спиной к двери. Молча отпила из чашки.

      Лучше не связываться, решил Егоров и осторожно прикрыл дверь.

      Собрав остатки воли в кулак, вынес сына из дома и осторожно поставил на дорожку. Антошка с интересом огляделся.

      – Ты стой здесь, а я сейчас…

      Егоров