Пластиглаз (сборник). Вадим Чекунов

отметается:

      – Нет, не то… Фалафель?.. Тоже нет, букв много.

      – Ты ещё скажи – флейфе, – подёргал себя за кончик уса муж и как-то особенно страдальчески наморщил лоб. – Да ёшкин кот, что ж за слово-то? Пять букв… – дядька всерьёз разнервничался.

      – А флейфе твоё – это что такое? – подсчитав, загибая пальцы, буквы в слове, жена вновь покачала головой. – Не подходит.

      – Сам знаю! – муж отложил газету и уставился в окно.

      Егоров встал и подхватил сумки. Дедок открыл второй глаз и поджал ноги, освобождая проход. Подросток, кинув равнодушный взгляд, ноги не убрал.

      – Из кино это, женщина. Плохой человек – редиска. Хороший человек – флейфе. «Джентельмены удачи». Классика! – подмигнул Егоров толстушке. – Убери лапти, пасть порву, моргалы выколю! – это уже юному поколению, одновременно с толчком сумкой.

      И взгляд – спокойный и прямой, в переносицу.

      Юное поколение отвело глаза, засопело, заелозило, ноги из прохода убрало.

      Только так с ними и надо.

      Маленькая победа доставила удовольствие. Уже направляясь к тамбуру, Егоров обернулся и снисходительно обронил:

      – Офеня. Офенями назывались они. Которые по вагонам теперь ходят.

      Усач собрал на лбу глубокие волнистые складки и схватился за газету.

      Постукивая и подрагивая, электричка подползала к платформе.

      В тамбуре было накурено и душно.

      Егоров с нетерпением побарабанил пальцами по мутному, исцарапанному матерщиной стеклу двери. «НЕ П ИС О ТЬСЯ» – прочитал подправленную кем-то надпись и вдруг почувствовал прилив раздражения.

      Годы проходят, а люди всё те же. Как были козлами, так ими и остались. С детства, сколько себя не помнил Егоров, столько он и встречал это дурацкое и безграмотное «не писоться».

      Егоров глубоко вздохнул и заставил себя успокоиться.

      «Синк позитив», – учил их на курсах рыжий и долговязый психолог Стив. «Трай ту би э литл мо оупен ту лайф экспириэнс. Эни бэд сингс куд би э риали позитив экспириэнс фор ю».

      Рыжий Стив снимал огромную квартиру на Тверской, куда и зашли однажды непрошенные посетители. Апологету позитивного мышления сломали несколько рёбер и изрядно подпортили труды его личного дантиста. Потом связали, заперли в ванной и приступили к работе.

      Дело было в субботу утром. Хватились психолога к обеду в понедельник. Развязаться он за всё это время не сумел и даже говорить смог не сразу. Такой экспириэнс оказался Стиву не по уцелевшим зубам, и он спешно отбыл на свою позитивную родину.

      Двери с шумом разошлись, и Егоров шагнул на платформу.

      Темнело.

      Воздух здесь был гуще, прохладнее, свежее, несмотря на примесь станционных запахов.

      Егоров дождался отхода электрички, поставил сумки на край платформы, ловко спрыгнул вниз, подхватил синюю сумку за ремень, закинул на плечо, звякнул пакетом и зашагал по рельсам, чувствуя себя молодым и дерзким.

      Остановился на минуту, достал предпоследнюю бутылку «Клинского».