Эффект Нобеля. Андрей Владимирович Кадацкий

делать, это все знают, но не знают «как». Вторая – изменение статус-кво угрожает их бизнес-интересам.

      – Думаю, скорее, второе…

      – Презумпцию невиновности никто не отменял, так что давайте оставим и первую возможность. Хотя, честно говоря, не знаю, что лучше – быть некомпетентным дураком или зарвавшимся вором. В любом случае, даже если пытаются решить какие-то проблемы, «они» либо ограничиваются косметическими мерами, либо борются со следствием. А я всегда боролся с причиной.

      Михаил Иванович с силой нажал на стол открытой ладонью.

      – А почему вы больше не женитесь? Вы же такой завидный жених. Та трагедия с вашей дочерью…

      Лугинин нахмурился.

      – Я не люблю об этом говорить. О личной жизни не распространяюсь.

      Засигналил телефон по внутренней связи. Миллиардер с готовностью нажал спикерфон:

      – Да!

      – Михал Иваныч, привезли саженцы сакуры. Вы хотели посмотреть…

      – Я немножко занят, Потапыч, начинай без меня. Позже, присоединюсь. – Указательный палец дал «отбой».

      – Не буду вас сильно задерживать. – Журналистка сделала вид, словно засобиралась восвояси. – Напоследок, хотелось бы спросить, что главное в вашей жизни?

      – Бог. Творец.

      У Веры отвисла челюсть, еле собралась.

      – Вы ходите в Церковь?

      – Нет. Бог и Церковь – это две разные… – Лугинин пытался подобрать слово. – Можно даже сказать, что я верю в Бога, но не верю Церкви.

      – А если я не верю в Бога?

      – Значит, в вашей жизни нет главного.

      Гольц задумалась, поставила точку, собрала листы.

      – Вам прислать интервью на правку?

      – Не надо. Печатайте, как сочтете нужным. Напишете что-нибудь лишнее – будет повод вас засудить.

      Собеседники рассмеялись.

      Грянул взрыв. Содрогнулись стекла, колыхнулись занавески. Хрипнул и заглох кондиционер.

      Журналистка инстинктивно упала ничком, маникюр впился в ворс персидского ковра, сердце выпрыгивало наружу. Глазки забегали по светло-коричневым туфлям Лугинина, легкий запашок неприятно кольнул женский носик.

      Туфли развернулись к Вере, Гольц боязливо подняла глаза – Михаил Иванович улыбнулся в бороду.

      – Не обманул поставщик! Стекла целы. Обещал, что выдержат взрывную волну и выдержали. Вставайте, сударыня, похоже, и на этот раз пронесло.

      Журналистка вцепилась в поданную руку, поднялась, оттянула платье у талии.

      Влетел Константин Петрович.

      – Все целы?! Пожалуйста, не покидайте кабинет.

      Исчез за дверью.

      – А вас только стекла волнуют? – Вера замахала руками, как веером, стараясь оправиться от шока. – Ну да, какое это уже по счету покушение? Можно и привыкнуть.

      – Я уже сбился со счета. – Лугинин махнул рукой, отойдя к окну.

      «Фидель, одним словом. Такой же неубиваемый. Хотя мне грех жаловаться. Нет уж, пусть его убивают без меня, к черту все эти интервью! Еще пожить охота».

      Гольц