Гарпагон. Николай Владимирович Андреев

а уж потом снять штаны, то ли подождать, когда снимет штаны сам, и только после этого своротить ему скулу, рёбра и всё, что попадётся под горячую руку.

      Спросил тихим голосом: правда ли, что он пришёл сюда за тем, чтобы выпросить прощение у его дочери.

      – Да, – ответил Введенский.

      – Ага. Значит, она права, и вы действительно рассчитываете на милость побеждённого.

      – Я надеюсь.

      – Надеетесь… Вы, молодой человек, хоть понимаете, что совершили? Вы избили мою дочь, а теперь имеете наглость просить у неё, избитой, прощения? Извиняйте, мол, Арина Николаевна, больше не буду?.. Извините, но у нас так дела не делаются. У нас принято за всё платить.

      Введенский опустил глаза.

      Спросил:

      – Что вы хотите?

      – Я?! С чего вы взяли, что я чего-то от вас хочу? Ничего я не хочу. Это вы ко мне пришли, точнее, припёрлись в разгар семейного торжества и что-то требуете от меня.

      – Скажите, я всё выполню.

      – Так уж и всё?

      Введенский низко опустил голову.

      – Я действительно виноват перед Ариной Николаевной и, конечно, понимаю, что одних слов сожалений тут недостаточно… Поэтому, если она хочет, то пусть… если хочет, конечно… ударит меня… Я согласен.

      Старший Берг вопросительно посмотрел дочь.

      Та в ответ только фыркнула:

      – Вот ещё!

      – Дёшево предлагаешь, – повернувшись к Введенскому, сказал Берг. – Накинь сверху.

      – А я бы врезал! – пробасил кто-то из гостей.

      – Я бы тоже – поддакнул другой. – С большим-пребольшим удовольствием.

      – Ты вот что, – сказал старший Берг. – Станцуй нам.

      Введенского показалось, что он ослышался.

      – Что вы сказали? Станцуй?

      – Да.

      – И это всё?

      – Без штанов станцуй.

      В банкетном зале стало тихо. Все с нескрываемым интересом наблюдали за тем, как Берг, ожидая ответа на своё предложение, насмешливо смотрел в глаза Введенского, Введенский, не зная, как поступить – в глаза Берга.

      Первым дрогнул Введенский. Не понимая, чего о него хотят, опустил голову. Взгляд его забегал по полу, дыхание участилось, руки задрожали.

      – Станцуешь, как я сказал, Арина заберёт своё заявление, – негромким голосом добавил Берг. – Не станцуешь… что ж… Пеняй на себя.

      – Нет-нет-нет! – замахала ладошкой Арина. – Отказы сегодня не принимаются. Мы желаем видеть на своей свадьбе грязные танцы!

      Кто-то из подвыпивших гостей вскочил на ноги и, вскинув в воздух кулак, крикнул:

      – Даёшь грязный танец маленьких лебедей!

      Другой гость – сорокалетний мужчина в белом костюме с круглым лоснящимся лицом и неимоверно огромным выпирающим из-за ремня животом – с удивительной для своих габаритов резвостью выбежал на танцпол, встал перед музыкантами во весь рост и под хохот гостей взмахнул руками.

      – Ну что, сыграем для невесты? Дружненько так! Раз-два-три! Тра-та-та!

      Сидящий за синтезатором клавишник заиграл партию гобоя, оркестр подхватил её, и буквально через две-три секунды