Путь скорби (Via Dolorosa). Александр Александрович Бронников

они снова распрямились. Огромная рука так и ходила вперёд-назад по большому, уставленному самолётами полю. Солнце катилось к закату, окрашивая багровым засыпающую бесконечность южной степи.

      Прямо за взлётной полосой чернела короткая полоска леса, а если долго вглядываться в восточный горизонт, можно было заметить чёрные столбы. Там на безопасном расстоянии шла война. Горел город, сотнями умирали люди, каждое мгновение взрывались и рушились дома, но даже если знать об этом, сложно себе представить, что весь этот кошмар имеет хоть какое-нибудь значение для уставших лётчиков, выбравшихся отдохнуть в предзакатной прохладе.

      Магнус фон Ульрих лежал на траве аэродрома, приподнявшись на локтях и задумчиво жевал только что сорванную травинку. Сок травинки был сладковато-горький, и очень нравился немецкому лётчику. Этот вкус возвращал его домой, к семье, к большому фамильному дому, к детским воспоминаниям, к родным просторам. О, Саргемин, милый сердцу уголок, речные каналы, поросшие раскидистыми деревьями берега спокойных вод, велосипедные прогулки с кузинами, белые платья, воздушные шляпки и полные снеди плетёные корзинки. Боже, как это далеко, как это было прекрасно.

      Зажмурившись, Магнус стал вглядываться в багровый диск исчезающей за горизонтом звезды и пропустил момент, когда рядом на траву опустился Хафнер, командир второй эскадрильи. Хафнер держал в руках дымящуюся чашку кофе и был в весьма благодушном расположении.

      – Как ваше настроение, оберлейтенант? – обратился он к Магнусу.

      Лётчик неопределённо пожал плечами, продолжая рассматривать пылающий диск. Капитан подул на горячий напиток, осторожно попытался отпить, но, передумав, снова обратился к Магнусу:

      – Вы же с начала компании в России?

      – Да.

      Хафнер немного помолчал.

      – Вы зря высказали Шперрле о нашем вчерашнем деле. Он прекрасный лётчик и настоящий патриот, к тому же, его связи в министерстве могут сыграть с вами злую шутку. Вы же должны понимать, что мы здесь не играем в благородных рыцарей. Война – это наша с вами работа, и мы должны выполнить её как можно лучше и как можно быстрее. Мы и так изрядно задержались в этой глуши.

      Решив, что кофе уже достаточно остыл, капитан сделал большой глоток и, поморщившись, продолжил:

      – Я сражался с русскими в Испании и могу сказать, что это очень упрямый и очень идейный враг. Уговорить их, как французов, не получится. Да, они безусловно проиграют, но сколько крови нам успеют попортить. Здесь я не могу не согласиться с нашим голосом нации, все, кто сопротивляются нам, не должны существовать, тем более здесь в диких, нецивилизованных краях.

      Оберлейтенант выплюнул травинку и сел, обхватив руками колени.

      – Капитан, ни вы, ни я не устраивали охоту за женщинами и детьми, когда русские волокли свои баржи подальше от нас. Что-то мне не кажется, такое поведение очень цивилизованным и оправданным с точки зрения боя.

      – Согласен с вами, но, повторюсь, это война, и здесь нужна именно такая война. Будь у них возможность