Путь скорби (Via Dolorosa). Александр Александрович Бронников

этот матрос и ждёт, и в последний момент, когда лётчик начинает стрелять, прыгает в сторону, перекатывается, совсем как дикое животное, и снова стоит, ещё, бывало, бескозыркой машет. Вы представляете, какая наглость и животное бесстыдство. Меня прямо, как представлю такое, зло пробирает. Слава богу, что вчера эти тупые овцы и их ягнята не способны были на такое.

      Шперрле рассмеялся и похлопал себя по голенищу сапога.

      – Славная была забава, честное слово не жалко было и весь боекомплект расстрелять, но слава богу справился и половиной. На одну бабу только жаль, аж три захода пришлось сделать. И ведь вижу, что попадаю, и одежда в клочья и кровь, а она ползёт и ползёт, я только потом заметил, что там дальше на песке ребёнок её сидит, или не её, кто их разберёт этих дикарей с их общими коммунами. Но с третьего захода я их обоих накрыл, очень славно получилось, взял немного большее упреждение и ровно так прошёл, красота!

      Мечтательно закрыв глаза, Шперрле с удовольствием пережил в памяти момент своего триумфа.

      – А вы сами очень славно разнесли в клочья их посудину, просто загляденье! Я был в экстазе. Помню в одной замечательной пьесе шедевральные слова: «Какое неистовое наслаждение – приходить в экстаз от желания смерти!» Это про нас, дорогой Магнус, это про нас. Мы подобны ангелам смерти, несём возмездие и ужас!

      – Возмездие и ужас. – Как эхо повторил за своим товарищем Ульрих. – Возмездие и ужас. Звучит очень хорошо.

      В темноте аэродрома завыла сирена.

      – Вот! – Обрадованно воскликнул Шперрле. – Я же говорил! Поспешим, а то всех русских поубивают, и нам будет совершенно нечем заняться. Только и останется, что отправиться в лучшую Берлинскую пивную, напиваться и волочиться.

      Слегка поморщившись от нарисованной перспективы, Ульрих легко поднялся, и отряхнув брюки, быстро направился за уже бежавшим к самолётам Шперрле.

      Глава 4. На краю огня.

      Начавшаяся как-то неуверенно атака немцев превратилась в настоящий решительный штурм. Видимо, на это раз фашисты решили любой ценой захватить участок берега, к которому не могли пробиться уже несколько недель. Силы защитников таяли, но позиции стояли незыблемо, постоянный поток подкрепления собственным своим кратким существованием поддерживал эту невидимую стену, отгораживающую звериную ярость фашисткой нечисти от исчезающе тонкой полоски берега.

      Когда очередная атака немцев захлебнулась и, наглотавшись крови, отхлынула, фыркая и отплёвываясь свинцом, в окоп Коновалова скатился рослый солдат в заляпанной, подранной шинели.

      – Товарищ лейтенант!

      Коновалов опустился на дно окопа и достал из планшета карту.

      – Рассказывай, Марилов, где кто.

      Солдат нагнулся над картой и стал уверенно водить пальцем по бумаге.

      – Вот здесь и здесь наши крепко сидят, фашисты три раза откатывались, вот здесь пулемёт и здесь тоже. А вот здесь почти никого не осталось.

      Марилов