Сирота с Манхэттена. Мари-Бернадетт Дюпюи

ее голубых глаз расширились от ужаса. Катрин лежала на полу рядом и, судя по ее виду, не дышала.

      – Папа, мамочка сильно ударилась, – пробормотала девочка. – Лбом…

      – Кати, любимая! Кати!

      Он упал на колени. Скрипач забрал у него лампу и посветил ему. Гийом приподнял жену за плечи, чтобы осмотреть голову. На белокурой макушке была кровь. И тут веки Катрин затрепетали.

      – Я сожалею, – со вздохом прошептала она.

      – Хвала Богу, с тобой не случилось непоправимого! Любовь моя, ну разве можно было тебе вставать?

      – Но ведь Элизабет могла пораниться!

      – Прости меня, мамочка, это я виновата! – сквозь рыдания произнесла девочка.

      – Нет, моя принцесса, – возразил ее отец. – Единственный виновник – это океан, пославший нам ужасный шторм.

      – Кажется, море понемногу успокаивается, – заметил молодой музыкант. – Я помогу вам добраться до ваших коек.

      – Спасибо вам огромное! – сказал Гийом, не помня себя от счастья.

      Он обнял обожаемую жену, осыпал ее лоб поцелуями, потом нежно погладил Элизабет по щеке.

      – Вытри слезы, милая, – тихо проговорил он. – Этот господин прав: качка уменьшилась, и очень ощутимо. Наша мамочка отделалась ушибом. Вот увидишь, завтра выглянет солнышко и море снова станет спокойным. Так и будет, моя принцесса!

      На следующий день, в воскресенье, 24 октября 1886 года

      Катрин лежала на узкой койке корабельного лазарета. На рассвете, в ужасных муках, она родила мертвого малыша. Теперь, бледная как полотно, она улыбалась Гийому, который держал ее за руку. Судовой врач оставил их наедине.

      – Пожалуйста, любимый, прости меня, – вздохнула она. – Совершив глупость, я разбила все наши мечты.

      – Кати, дорогая, не говори так! – Гийом всхлипнул. – Ты ни в чем не виновата. Это я не сумел удержать Элизабет. Ты поступила так, как это сделала бы на твоем месте любая мать, – бросилась ее спасать.

      – Если б я только не упала тогда на лестнице! – тихонько проговорила молодая женщина. – У меня уже было небольшое кровотечение, но я не хотела тебя пугать. А потом, когда я уже чуть ли не ухватила Элизабет, я ударилась о какой-то ящик, потом об опору, и вот… Это был мальчик… Господи! Маленький красивый мальчик. Твой сын, Гийом!

      По щекам плотника катились горькие слезы, капали ему на рубашку. Катрин всмотрелась в его лицо. Следы кровоподтеков побледнели, но все еще напоминали о том нападении в порту, перед посадкой.

      – Ты такой красивый, – сказала она. – Я так тебя люблю! Даже не подозревала, что можно так крепко любить.

      – Ты всегда будешь меня любить, Кати, счастье мое! Ты мой свет, часть моего сердца. И это мне надлежит вымаливать у тебя прощение, это я увлек тебя в эту авантюру, не подозревая о том, как жесток океан. Господи, как же я сейчас об этом жалею!

      Он поднял опухшие от слез глаза к иллюминатору, в котором виднелся кружок розово-золотого неба. Пароход шел своим курсом по успокоившемуся океану.

      – Гийом, у меня есть просьба, а времени осталось так мало, – ласковым голосом сказала Катрин. –