Роуд-муви. Гольцов Евгений Александрович

он всюду. Вот и деньги их тут, и табак.

      – Разве это плохо?

      – Не возьмусь судить. Только меня все тянет к времени прошлому, когда земля наша голос имела и петь могла.

      – Скучаешь по прошлому, когда ты не пил еще? – усмехнулся Никита.

      – А, это, – пьяница посмотрел на бутылку и смачно отхлебнул, – да нет, не то имел в виду я. Неведомое время интересно мне, век, этак, девятнадцатый.

      – А по мне, если бы трактора с улицы убрать, так вы тут в семнадцатом живете.

      – Вопрос риторический, с вами, столичными тяжело спорить.

      Никита удивился, как местный алкоголик легко определил, откуда он приехал.

      – В наше время грусти не стало: вот чтоб в одеяло завернуться, сесть у пруда и как

      загрустить за что-то настоящее, что поймал однажды, да потерял. Это как рыбу за хвост поймать – ты ее р-р-раз, а она вильнула и в глубины ушла, но рука-то помнит! – пьяница перехватил бутылку и показал разжатую ладонь, – а у тебя вот было что-нибудь такое? Что всегда с тобой, да разъедает изнутри?

      –Ты имеешь в виду это? – Никита кивнул на бутылку.

      – Хех, да этим даже желудок не проймешь, не то, что душу, для души надо чего-нибудь покрепче.

      Стараясь быть незаметным, Стеклов достал коробочку. Подцепил порошок, вдохнул и потер нос, давая кокаину раствориться.

      – Нет, пожалуй, у меня нет ничего, что разъедало бы меня изнутри, у меня только то, что бодрит.

      – А у меня кончилось, – понимающе заметил пьяница и кивнул на бутылку.

      Лохматый собеседник живо вскочил и походкой моряка, долго бывшего в плавании и недавно сошедшего на берег, направился в сторону магазина.

      – Подождешь, добрый человек? Бумажку твою испробую.

      Стеклов еще раз потер нос. Жизнь налаживалась. Он еще не знал о чем писать, но казалось, что барьер преодолен. Хотелось вареной картошки. Даже нервозность, которую дает порошок, прошла, уступив место созерцательному благодушию. Захотелось снять обувь и пройтись по деревне босиком.

      Из магазина вприпрыжку бежал пьяница, в руке он держал бутылку:

      – Получилось! – кричал он, – получилось!

      – Продали?

      – Думал не пройдет, а Петровна наша, как увидела американские, говорит, бог с

      тобой, продам, авось, сгодятся деньги заморские. Да и мужу диво показать хочет.

      – Ну, вот видишь – везет тебе.

      – И то верно, а я уж сдуру решил, что только подтираться годится подарок твой.

      Узенькая такая бумажка, в аккурат на палец.

      Никита ухмыльнулся, а его собеседник тем временем расселся на траве. Откуда-то из кармана трико появился пожухший огурец.

      – Ну что, примем? – подмигнул пьяница.

      – А давай, – согласился Стеклов.

      – Вот и правильно, оно лучше порошков заморских.

      Никита вздрогнул.

      – А ты с чего решил про порошки заморские?

      – Долгая история, они и привели меня сюда, можно сказать.

      – Расскажи, я как раз собираю истории.

      – Это как братья Гримм? – пьяница бесцеремонно