Две повести. Александр Солин

бродить по квартире, скользя потерянным взглядом по обстановке и не зная, на чем остановиться. Вдруг на глаза мне попался телефон. Да! Именно! Вот то, что мне сейчас нужно! Конечно! Надо позвонить антиквару и рассказать ему про этот балаган, который творится вокруг меня, и в котором я не нахожу никакого смысла! Конечно, он скажет, что смысл искать бесполезно и что надо ждать, и что все впереди, и прочую ерунду. Ну и ладно. И так понятно. Главное, поговорить с товарищем по несчастью, душу отвести. А, может, все-таки, удастся узнать что-то новое? Я схватил трубку и набрал номер, который запомнил с первого раза. Еще бы, не запомнить: 777-0-666. И дурак запомнит!

      Я услышал длинный гудок, потом второй, третий, потом в трубке щелкнуло, и автоматический женский голос сказал:

      – Набранный вами номер не существует.

      Как же так? Я что, набрал не тот номер? Я подождал и набрал снова. Тот же голос поздравил меня с тем же самым. Я достал визитку, убедился, что с моей стороны сделано все правильно и набрал в третий раз. Теперь в трубке щелкнуло после пятого гудка, и женский голос сказал:

      – Мужчина, вы что, глухой? Вам же русским языком сказано, что набранный вами номер не существует!

      – А вы кто? – растерянно спросил я.

      – Антиквар в пальто! – ответила трубка и повесилась.

      –… твою мать! – прошептал я, когда способность шептать снова ко мне вернулась. – Да что же это такое делается, а?!

      Мне захотелось заплакать. На нетвердых ногах я добрался до своей комнаты и опустился за стол. Некоторое время я сидел, словно придавленный, тупо глядя на кактус. Затем рывком открыл ящик, в котором хранилась обгорелая бумажка, выхватил ее оттуда и с ненавистью уставился на нее.

      Вот она, первопричина моих бед! Вот она, самозваная гостья моей неброской жизни, самоуверенный распорядитель моей воли, наглая сообщница бесцеремонных притязаний, лживая вестница чужих измерений! Это она, она всему виной! Смерть ей, смерть! Немедленно в огонь, туда, откуда она пришла! Я вскочил и кинулся на кухню, где сжечь ее было удобнее всего.

      – Думали, нашли себе папуаса? Думали, одели меня в лапти? – бормотал я, играя желваками. – Будут вам сейчас лапти, будут папуасы! – скрипел я зубами, подставляя тарелку и хватая зажигалку.

      – Ну, зараза, прощайся с жизнью! – прошипел я и щелкнул зажигалкой.

      Зажигалка загорелась и потухла. Я щелкнул еще раз. Зажигалка загорелась и потухла. Я щелкнул в третий раз. Зажигалка загорелась и потухла.

      – Твою мать! – третий раз за день помянул я всуе имя богородицы, и шарахнул зажигалку об пол. Зажигалка звякнула и закатилась под стол.

      Я стоял посреди кухни, не зная, что предпринять. И тут мои руки, не спрашивая разрешения, сами собой развернули бумажку, и на ее развороте я прочитал:

      "Бусины дней переполнят нитку времени, и рассыплется ожерелье жизни, и некому станет его собрать".

      И тут я, наконец, заплакал.

      13

      Если вам когда-нибудь доведется встретить плачущего мужчину – знайте, что однажды он имел глупость поднять с земли то, что поднимать не следовало, и что помочь ему уже ничем нельзя. Никогда