Меньше воздуха. Мария Потоцкая

в голове крутится. И ты такой лежишь, и думаешь, типа если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день. А ведь на самом деле все уже очень плохо, а вот мелодия именно эта крутится. Ну или ты думаешь, как у тебя коленка чешется. И ты такой типа, не, подумай о чем-то другом, о великом, а этот зуд все не дает собраться. Ну или еще какая-то такая дребедень. Вот это охренеть подстава, да?

      – Я бы о тебе, Надь, думал, – сказал я. Она давно была в курсе, что нравится мне, это уже успело стать шуткой. Она меня не отвергала, но я и сам всерьез с ней не поговорил об этом. Меня устраивало общаться, дружить и фантазировать.

      – А я об Англии. Мама говорила, что в неприятной ситуации нужно закрывать глаза и думать об Англии.

      – Да это же важно, какая будет последняя мысль! – Боря вдруг разозлился и начал толкать меня. Я наконец убрал руку, пятна перед глазами исчезли, осталось только недовольное лицо моего друга.

      – Если не перестанешь тыкать меня, то твоей последней мыслью станут размышления о том, какая будет твоя последняя мысль.

      Боря схватился за шею и повалился на траву, хрипя и хватая ртом воздух.

      – О нет, Гришка, ты сглазил Борю, это действительно станет его последней мыслью, – Надя покачала головой. Свет гулял по ее щекам от движений, от этого глаза казались темными и загадочными. Боря угомонился.

      – Я бы хотел понять, в чем состоял смысл всей моей жизни. Так, чтобы удовлетвориться им и принять, что все, что я делал, и было ради него, да? А потом закрыть глаза и тихо скончаться.

      – Тогда тебе нужно умереть миллионером.

      – А что, ты думаешь, я обязательно буду жить ради денег? – Боря снова на меня обиделся.

      – А мне директором аукционного общества, если такие есть. Еще коммунисткой-феминисткой.

      – Феминисткой-то чего?

      Надины волосы раздувал ветер, они смешивались с дымом сигарет. По олимпийке Бори ползали зеленые жучки, что-то среднее между клопами и тлей, я не знал их название. Наверняка они поселились и на мне, и на Наде, но Боря был одет в черное, на нем они виднелись особенно четко. Мне вдруг показалось, что я так их обоих люблю, что это отличный день, и пока они оба рядом, я счастлив. Это ощущение было плотным, уверенным, хотя я знал, что оно легко закончится, стоит мне остаться одному. Тем более меня ожидали перемены, о которых мне не хотелось думать, поэтому я даже не сказал им об этом.

      – У меня сегодня дед из тюрьмы выходит. То есть вышел уже, но мне неохота его встречать.

      – Чего? Дуй домой тогда, это же твой дед! Поздравляю! – Боре отчего-то это показалось хорошим событием.

      – Реальный арестант, опроси его, я хочу знать все про жизнь в закрытом казенном помещении. У него есть купола?

      – Понятия не имею. В последний раз я его видел, когда даже себя не особенно помнил.

      – Интересно, у него есть туберкулез?

      – Наверняка есть, да. Нам придется сдать тебя в лепрозорий.

      – Это не для туберкулеза!

      – Тогда на гноище. Иди на гноище заранее, там такие, как ты, – это норма, – на