Меньше воздуха. Мария Потоцкая

об стены, но пока он только пинал камни, неумело насыпанные в грязь перед крыльцом.

      А Надя вот разрыдалась, когда Боря спросил, кем работает ее мать.

      – Эта шмара кинула нас!

      Надя залилась громкими пьяными рыданиями и спрятала лицо в колени. Я тут же снова съехал по перилам на несколько ступенек ниже нее и сел напротив. Она не поднимала головы, и я обнял ее вместе с ее намокшими коленками и погладил по волосам.

      – Чего она кинула? Ты расскажи, чего она кинула, – говорил Боря.

      – Мама ездила в командировку и там нашла себе мужика. И она вернулась, собрала вещи и порвала с папой, сказала, что уедет к нему! И меня с собой не взяла! Сказала, что вот окончу школу, и тогда я, конечно, могу приехать к ним на море! А сейчас она даже мне не звонит, а мой папа, он тюфяк, не может ее вернуть, он очень хороший, но совершенно мягкотелый!

      Я едва разбирал ее слова за слезами, и совершенно не мог понять, как такое возможно. Моя мама (если бы она не умерла) никогда бы не оставила меня, только через смерть она могла это сделать. А что за мамы такие, которые уезжают к любовникам, бросая детей, я не знал. Я гладил ее по волосам и на самом деле жалел ее, но не находил нужных слов, потому что все непонятное пугало меня. Боря совал ей сигарету, пытаясь просунуть ее к коленям, пока не добился, чтобы она подняла лицо и взяла ее.

      – Может, она вернется еще, надоест ей мужик, и вернется к вам, – говорил он.

      – Прости меня за мои сопли, я же знаю, что случилось с твоей мамой, – сказала Надя, посмотрев на меня своими опухшими глазами. Она, конечно, не знала ничего, ни как она нашла что-то у себя в груди, ни как искала деньги, ни как растворялась в постели в больнице. Но я не мог винить ее за это, у нее было другое горе, и в этом случае у меня выходило это признать. То, что мы с бабой Тасей тоже несли разные печали, у меня не укладывалось в голове, а вот у Нади была совсем другая мама.

      – Ты привыкнешь потом, – сказал я, не до конца уверенный в своих словах.

      – Я так злюсь не нее, не представляешь, иногда мне даже хочется, чтобы она утонула там на море. Ты тоже злился?

      На болезнь да, на тетю Надю и дядя Кирилла тоже, на бабу Тасю, но вот на маму я не злился. Надя протянула руку и потрогала по очереди мои родинки на лице. Не знаю, был ли это удачный момент, возможно, он являлся как раз наихудшим, но если бы она не отвернулась, чтобы поджечь сигарету, я бы поцеловал ее.

      – А у моего папы есть племянник, это кто мне, троюродный брат же получается? Неважно. Короче вот он жил у другой телки полгода, а потом все равно к жене вернулся. И она его простила, потому что они вот еще одного ребенка сделали. И до этого у них был сын, как бы дети, они объединяют, а ты же их дочь, так что она, может, ненадолго.

      Отец Бори мог и изредка вмазать своей жене, но отчего-то у него уложилось в голове, что семья – это нерушимая структура, которая все должна перенести вместе. Может, он так думал, потому что жена от него и не уходила, мне казалось, что она по какой-то странной причине любит его.

      – Да не хочу, чтобы она возвращалась!