Чёрный лёд, белые лилии. Ольга Романовна Моисеева

сидя на кровати и обняв совсем заледеневшую девочку, Таня говорила, указывая на фотографии:

      – Это мама. Смотри, какая же красивая, да? Это тётя Лиза. Смотри, а это Сашенька и я.

      Саша не смеётся, как обычно, и внутри Тани что-то замирает.

      – А папа? ― прошептала она, поднимая на неё глаза.

      Фотографии молодого человека, положившего жизнь за Россию, в альбоме нет. Таня секунду думает, прежде чем заговорить.

      – А папы нет. Но ты не огорчайся, ладно? ― улыбнулась она, протягивая Саше фотографию.

      – Вот же он! ― непонимающе качнула головой девочка.

      – Нет, это не папа. Это очень, очень хороший дядя. Он нас с тобой защищал.

      – А папа? ― переспросила она.

      – А папы нет, ― повторила Таня.

      Заходя в штаб с ведром и шваброй, она кляла всё на свете. Есть хотелось страшно, а на ужин снова, который день подряд, дали гречку и рыбу ― так было написано в обшарпанном меню. Рыбы Таня, как ни ковырялась, в трёх столовых ложках гречки найти не смогла, и желудок урчал, как десять волков одновременно.

      Она столкнулась с ним на лестнице, заходя в общагу. Руки засунуты в карманы так, что видны костяшки. Уставший взгляд, тени под пустыми глазами.

      Таня отдала честь, ощущая зуд раздражения под ногтями ― он лишь скривился, выплюнув: «Вольно».

      – Думаешь, твой Радугин будет всегда вытаскивать тебя? ― даже не удосужился повысить голос: сощурил глаза. ― Иди, куда шла, курсант Соловьёва, и иди быстро.

      – Лисёнок! Лисёнок! ― до невозможности радостно (боже, как повеситься хочется) заорала с другого конца коридора Валера. Она светилась, как рождественская ёлка, вприпрыжку направляясь навстречу Тане. Наконец-то улыбалась.

      – Мы так хорошо погуляли сегодня, представляешь?! ― восклинула она, хватая Таню за обе руки. Ведро полетело на пол, но она, не замечая этого, пыталась кружиться. ― Боже мой, а погода какая!

      Тане очень, очень хотелось заметить, что плюс четыре и ледяной дождь ― не самая лучшая погода для романтической прогулки, но Валере, конечно, было лучше знать, и потому она просто замолкла, улыбаясь и греясь о Танины тёплые руки.

      В следующую секунду Валера вдруг замерла, уцепившись на Танины ладони, и посмотрела на неё испуганно:

      – Я не могу представить момент, когда всё это закончится. Когда он уедет. Таня, что я буду делать без него?

      – Сказать тебе, что? ― уже всерьёз рассердилась Таня. ― Будешь учиться, писать ему длинные письма, надеяться и ждать с войны. Как все это делают. Вот что.

      – Да, наверное, ― слабо кивнула Валера, болезненно улыбаясь, а потом вдруг резко повеселела: ― Но как же мы погуляли сегодня! Представляешь, ходили…

      Стуча в кабинет, они молились, чтобы там никого не было, но вскоре послышалось мерзкое писклявое «да». Капитан Ивкин, заплывший жиром и потом, восседал на стуле, как на троне, меря их свиными глазками.

      – Разрешите войти? ― вздохнула Валера, крепче сжимая швабру.

      – Ну и зачем вы пришли? Все только и делают,