Седьмое небо. Игорь Алексеевич Травкин

Артёмка, я укрощала и куда более диких мужчин! – игриво улыбнулась девушка и снова скрылась под водой.

      – Любава… Любава, ты где?! Ну, что за детские шалости?

      А Любовь вынырнула уже почти у самого берега и напряжённо всматривалась в темноту ночи: её извечного спутника, её личного шофёра, нигде не было…

      «Наверное, решил подняться в горы…» – решила Любовь. – «Ну, что ж, так даже лучше…»

      Она повернулась к ребятам.

      – Хватит плескаться! Пошли картошку печь!

      Вскоре мальчишки уже раздували почти погасший за время их купания костёр, а девчонки сидели подле, накинув на плечи футболки, пытаясь согреться. Любовь купалась прямо в своём зелёном в ромашку платье, но теперь его было почти не видно под плотным плащом из её собственных мокрых распущенных волос. Артём вновь оказался тут, как тут:

      – Замёрзла? – нежно взглянул он на Любовь. – Накинь мою футболку. Ночи у нас холодные.

      – Ничуть не замёрзла! – с улыбкой, но несколько резко ответила она. – По настоящему холодные ночи – в Питере, а здесь одно удовольствие.

      Богдан и Коля, наконец, раздули костёр, и языки его пламени рассеяли ночной мрак причудливыми тенями, пляшущими свой извечный ритуальный танец. При свете костра стало немного веселее.

      – Куда это твой братец запропастился? – не глядя на Любовь, вороша палкой костёр, спросил Коля.

      – Не знаю… Наверное, пошёл прогуляться, – пожала плечами девушка, глядя, как играют в костре языки пламени.

      – Не заблудится? – с искренней озабоченностью спросил Богдан, глядя в темноту, которая билась в границу света густой непроницаемой стеной.

      – Нет, – с полной уверенностью обронила Любовь. Разумеется, её, как и прежде обижало то, что людям всегда интересней её спутник, нежели она сама, но как с этим бороться она просто не представляла, да и стоило ли бороться?.. Сейчас он был в этой ночи, как и она на равных правах, за тем только исключением, что не видя его, говорили всё же о нём, хоть и с ней… Впрочем, это ещё совсем дети, даже эта инфантильная особа с предрасположенностью к однополой любви и психозам, которая тоже сейчас спросит о Нём.

      Любовь не ошиблась: и через минуту Анжелика спросила:

      – Почему он не разговаривает?.. Он совсем не может?..

      Это была рослая, худая девочка-подросток с не по-детски внимательным и даже пронизывающим взглядом тёмных глаз неопределённого цвета, впрочем, как определила Любовь, восприятие Мира у неё тоже было уже не детским. У неё с тем, о ком она сейчас спрашивала, по сути, было очень много общего: она была такой же немногословной и относилась к окружающим с долей некого снисхождения, считая, что постигает глубины людей вот этим своим пронизывающим взглядом на два счёта, и глубины эти, как правило, оказываются мелководьем. Анжелика жила где-то в своём собственном мире, соприкасаясь с миром окружающим лишь для проформы: ей, возможно, многое было интересно, но мало что трогало её сердце по-настоящему, уже много места занимало в её юном сердце разочарование.