Огонь и сера. Линкольн Чайлд

лучше, лейтенант, если сержант останется. Пошлите кого-нибудь другого.

      Браски подозрительно уставился на д’Агосту, затем сделал знак другому копу.

      – Прошу, продолжайте, – сказал Пендергаст.

      – Гости разъехались; последний, по нашим подсчетам, ушел в половине первого. До половины восьмого Гроув находился в доме один.

      – Время смерти установили?

      – Еще нет. Патологоанатом как раз наверху. Но мы точно знаем, что в три десять Гроув был еще жив – в это время он звонил отцу Каппи.

      – Священнику? – удивился Пендергаст.

      – По-моему, это старый друг Гроува. Лет тридцать – сорок назад они поссорились, и больше Гроув с Каппи не общались. Собственно, и сейчас Гроув довольствовался беседой с автоответчиком.

      – Предоставьте мне копию сообщения.

      – Да, разумеется. На пленке слышно, как Гроув в истерике просит отца Каппи приехать.

      – А прихватить с собой Библию, крест и святую воду не просит?

      – Так вы уже знаете?!

      – Просто предполагаю.

      – Отец Каппи прибыл в восемь утра – сразу, как только прослушал сообщение. Естественно, он опоздал и смог лишь соборовать Гроува.

      – Вы опросили гостей?

      – Есть предварительные показания. Так, мы узнали, во сколько завершилась вечеринка. А еще – что Гроув, похоже, был не в духе, беспрестанно и возбужденно говорил. Некоторые гости утверждают, будто он чего-то боялся.

      – Из них кто-то мог остаться или проникнуть в дом, когда ушли остальные?

      – Эту версию мы прорабатываем. Мистер Гроув, видите ли, имел извращенные сексуальные наклонности.

      – То есть?

      – Ему нравились и мужчины и женщины.

      – При чем же здесь извращения?

      – Так я же говорю: мужчины. И женщины.

      – То есть он был бисексуалом? Насколько я знаю, подобные склонности проявляют тридцать процентов мужчин.

      – Только не в Саутгемптоне.

      Д’Агоста изобразил приступ кашля, чтобы скрыть смех.

      – Лейтенант, вы отлично поработали. Не покажете мне место преступления?

      Браски повел их наверх. Слабый душок сгоревших петард сделался намного сильнее, теперь к нему примешался запах горелого дерева и жареной дичи. Это напомнило д’Агосте, как он однажды пробовал во дворе дома готовить шашлык из медвежатины. Тогда на запах выбежала жена и устроила ему разнос. Пришлось ограничиться заказанной пиццей.

      Они поднялись на второй этаж, попетляли по извилистому коридору и вышли к лестнице на чердак.

      – Дверь была заперта, – пояснил Браски. – Ее открыла домработница.

      По узеньким скрипучим ступенькам они поднялись на третий этаж. Стараясь дышать через рот, д’Агоста шел по длинной анфиладе к последней двери, из которой лился яркий свет.

      – Дверь в ту комнату тоже была заперта. Внутри есть окно – его не открывали, – продолжал Браски. – За десять лет там выросла настоящая баррикада из мебели.

      Следом за Браски Пендергаст с д’Агостой переступили порог.

      Зловоние в маленькой