Кручина. Алексей Константинович Шнурницкий

зажигает у пущи

      Окно. И на том берегу

      Рябит оно в знойных разводах

      И манит крылами миров,

      Пуская по сумрачным водам

      Для тайных признаний перо.

      Глава 5

      Тем маем под страшные визги

      Бои поползли на восток.

      На брюхе крались даже к миске

      Собаки. Под жалостный стон,

      Бывало, над тихой запрудой

      Присядешь и слышишь в кустах,

      Как бухают залпы орудий

      В соседних ещё областях.

      Мы глаз по другим не сомкнули,

      Кто был там. На всякую масть

      Гадает уж бабка на стуле,

      Когда не выходят на связь.

      Ходили здесь слухи по кухням.

      Но все, не печалясь душой,

      Звонили родным: «Эй, да ухнем!

      Воюем! Пока хорошо!»

      Над прахом советских сожительств

      Маячит теперь пустота.

      Одним – это всё пережить бы,

      Другим же – терпеть перестать.

      Не надо проситься к гадалке,

      Чтоб слажено сверить умы,

      Что с этой уже перепалки

      Мы выйдем другими людьми.

      Не теми, кто в старой падучей

      В народную сядет тюрьму,

      А теми, кто всякую участь

      Разделит на «их» и «свою».

      Здесь дело ни в жертвах оплошных,

      В деньгах или святости лжи.

      Здесь с собственным, кажется, прошлым

      Повздорил равнинный мужик.

      И самое страшное в этом,

      Что «мы» теперь есть и «они» -

      Сигнальная это ракета

      К началу великой резни.

      И нету пути нам обратно.

      Но тех лишь поднимет стезя,

      Кто вдруг за убитого брата

      Покается в тихих слезах.

      В Кручине приблизилось лето

      В разливах по саду тех луж,

      Что капали с облачных веток

      Под ноги и вишен, и груш.

      Здесь ночь становилась короче

      В зелёный напев соловья.

      В шипящую заболоть кочек

      Тепло опочило на пнях.

      Растения, схвачены ростом,

      Сгущали цвета по лугам.

      Безлюдная пустошь, как остров,

      Уткнулась в свои берега.

      Картинные глазу пустоты

      Репейником свиты и мхом.

      А прямо за речкой, напротив,

      Курится под зеленью холм.

      Что милый он, вовсе не скажешь.

      С него так и тянется дым

      Какой-то печали, где сажей

      Помечены чьи-то следы.

      Тянулись за холм эшелоны

      К отмеченным смертью местам.

      И слышно, как в страхе по склонам

      Дрожит на корню лебеда.

      В околице все приутихли,

      Пока по весне на село

      Нежданно нагрянувшим вихрем

      С десяток повесток пришло.

      Хотели поставить на уши,

      Но только мужик наш в ответ

      Молчал, как осёл, и не слушал,

      Что брякал ему сельсовет.

      И всё же в смятении пьяном

      Сермяжной ухмылкой давясь,

      Он думал: в войне окаянной

      Отыщется ль с выгодой связь.

      Так бабка не раз от соседки

      Терпела