Или победить. Или умереть. Юлия Владимировна Букатова

я уточнила:

      –Симон Жеваньшье? Муж тети Стефании?

      Мама кивнула, нехотя продолжив.

      –Изначально, он хотел жениться на мне, а не на Стефании, но я не воспринимала его всерьез, а после встречи с твоим отцом и вовсе забыла о его существовании, но чертовы серьги! – по-доброму возмутилась мама, качнув головой. – Мама, видите ли, узнала цену на них, и решила отблагодарить Симона на ужине, о котором сообщила, когда я как раз вернулась с прогулки с Андресом. Я вновь промолчала, и думаю, молчала бы дальше, но на ужине произошла ссора с Симоном. – Мама помялась. Было заметно, что ей не хочется говорить, или и вовсе она не помнит, что тогда произошло. Точно есть некий образ, но нет полноценной картины, из которой можно вычленить главное, и это сильно путало маму. – Он вывел меня в коридор, начал напирать, требовать имя того, кто подарил серьги, и в конечном итоге мне прилетела затрещина.

      Мама вдруг резко остановилась, а я почувствовала красный свет, вспыхнувший в теле, и непреодолимое желание дать ему в челюсть. Она стояла с видом, словно ее это не беспокоит, но я видела, что это не так, а обида за маму и ненависть к дяде Симону резкой вспышкой ослепила меня, от чего я даже пошатнулась.

      – Я вышла в сад, и разревелась от обиды, что даже не могу рассказать родителям, ведь по итогу меня сделают виноватой в этом. Мне так не хотелось оставаться дома, что в отчаянии я пошла к вилле Андреса. Он без вопросов пустил меня на ночь, накормил ужином, а после и завтраком, не лез с двусмысленными предложениями, утром отвез домой, и тогда я поняла, что дело не в цвете кожи, а в воспитании и мышлении человека. Все, что я годами слышала от своей матери про индейцев – посыпалось прахом. В день, когда родители узнали о моих встречах с Андресом, разгорелся скандал. Папа сказал, что индейцы – дикие варвары, и на белых они не женятся. Якобы, меня используют и бросят, а я стояла на том, что он воспитаннее Симона, и это скорее он мне под юбку залезет, чем Андрес.

      –Неужели ты пошла против семьи и общественного мнения? – тихо уточнила я, разминая пальцы.

      –Наверное, я была слишком зла на ситуацию, и на непрошибаемость матери, которая верила только в свою правду, считая, что иначе быть не может. – Мама вдруг вздохнула, хмурясь яркому солнечному свету, рассеивающему с окна. – Я не боялась ошибиться. Твой отец смог показать мне, что индейцы не дикари, какими их рисовали нам испанцы, и стоило твоему отцу заговорить про венчание, я согласилась. Да, в некоторой степени, я бежала от Симона, – нехотя призналась мама, потерев ладони,– но не люби я твоего отца, и не подумала бы о браке. Через два года я забеременела тобой, и только после этого родители бросили попытки развести нас.

      Я молча смотрела на маму, не решаясь что-либо ответить ей, ведь приличных слов не находилось, а говорить про дедушку с бабушкой плохо, даже если я и права, я не могла в силу воспитания и любви к ним. Их поступок я списала на страх перед неизвестным, на волнение за дочь и просто помешательство, да и вообще, таковы правила восемнадцатого