В начале – муравей. Поэты Литвы в переводах Георгия Ефремова. Коллектив авторов

на спящего брата,

      Пусть убедится: души за ним нет.

      Прекрасный день

      Апельсины и глицинии,

      Слёзы южные – лимоны.

      Нескончаемые линии,

      Неумолчные пилоны.

      Время древнее, укромное.

      Смерть живую воду пьёт.

      Сердце Божие огромное

      С неба скатится вот-вот.

      На опушке тени веские —

      Только шорох, только скрип.

      В море облака ловецкие

      Рады переплясу рыб.

      Кубок подняла Лукреция,

      Так наивна и невинна!

      И язычница Венеция

      Ждёт пророчества – дельфина.

      Сон

      Слушателей заполняет камнеподобная тьма, словно душу допотопного ящера, вмурованную в глубины геологической эры. Статуи о размере залы гадают по одному лишь голосу, который отдаётся в пространстве, переродившемся в дремлющий слух. Нержавеющие соловьи виснут над их головами в ожидании очереди.

      Когда голос начинает вещать о «зоне, где горизонтальные проекции зримых и осязаемых контактных сил разнонаправленны», Вулкан наносит удар пламенною рукой, голос рвётся как нить, зажигаются светильники и светила, соловьи запевают стальными колоратурами на седьмых небесах, и статуи, разбужены светом, принимаются декламировать посреди пространства, нежданно зрячего:

      От молний меркнет адская идея,

      Меж интегралов не найти корней,

      Но из корней восходит орхидея

      И освещает мир огня верней.

      Лист

      С чёрной ветки, с выси непреклонной

      В этот мир слетает лист зелёный.

      Пущенный по ветру лёгким богом,

      Лист плывёт в сиянии глубоком.

      У него и губы, и глаза.

      Всё поймём, о чём и знать нельзя:

      Погляди, вверху не сыщешь вех.

      Будь как лист, хоть ты и человек.

      Офелия

      В детстве

      Я не хотела учиться плавать,

      Плакала,

      Укусила за руку няню.

      Когда принц оттолкнул меня,

      Я упала с обрыва

      И никогда бы не выбралась,

      А теперь —

      Плыву на спине

      Посреди облаков и трав,

      И пою от нечего делать.

      Зябкое утро.

      Помню слова каменного мыслителя:

      Космос движется к мерзлоте,

      Бог погибнет от холода.

      Как-то ночью пою

      И плыву мимо цыганских костров.

      Плясуны подбежали

      К реке,

      Тут же уловили мелодию

      И подхватили хором.

      Такое течение,

      Что никогда не достигну берега.

      Уже слышно ревущее море.

      Надеюсь, учитель не ошибался:

      Земля действительно круглая,

      И через много лет,

      Украшенная соляными кристаллами,

      Я вернусь по воде в Эльсинор.

      Если правду сказали цыгане,

      Что принц скончался от яда,

      Тогда я забуду, что научилась плавать,

      И брошусь в реку.

      Альбинас Жукаускас

      1912–1987