Кто боится смерти. Ннеди Окорафор

будто зову «глаз» снова прийти за мной. Со временем, так как ничего не происходило, я чуть расслабилась. Иногда даже ходила туда, к дереву, в одиночку, просто подумать.

      Я слегка забегаю вперед. Давайте вернемся немного назад.

      Через одиннадцать дней после обряда одиннадцатого года, через четыре дня после моего возвращения в школу, три дня после того, как я поняла, что теперь крепко связана с тремя ровесницами, и на следующий день после того, как в школу вернулась Дити, случилась еще одна вещь. Я медленно шла домой. Рана пульсировала. Дважды в день без видимой причины боль усиливалась.

      – Они все равно будут считать тебя злом, – сказал кто-то сзади.

      – А? Что? – я медленно повернулась.

      И застыла. Я словно взглянула в зеркало, ни разу до того не видев своего отражения. Впервые в жизни я поняла, почему при виде меня люди замирали, роняли вещи и пялились. У него был мой цвет кожи, мои веснушки, а золотистые волосы были сбриты почти наголо, и голова казалась посыпанной песком. Он был немного меня выше, может быть, на пару лет старше. У меня глаза золотисто-карие, как у пустынной кошки, а у него были серые, как у шакала.

      Я тут же его узнала, хотя видела всего раз и была тогда не в себе. Вопреки словам Луйю, он пробыл в Джвахире дольше нескольких дней. Этот мальчик видел меня голой в ветвях дерева ироко. Он велел мне прыгать. Шел ливень, он держал над головой корзину, но я его узнала.

      – Ты…

      – И ты тоже.

      – Да. Я никогда… То есть я слышала о других.

      – Я их видел, – сказал он небрежно.

      – Откуда ты? – спросили мы хором.

      – С Запада, – ответили оба и кивнули – все эву были с Запада.

      – С тобой все нормально? – спросил он.

      – А?

      – Ты странно ходишь.

      Я почувствовала, как лицо запылало. Он снова улыбнулся и помотал головой.

      – Зря я… – он запнулся. – Но поверь: они всегда будут считать нас злом. Даже если ты себя… порезала.

      Я нахмурилась.

      – Зачем тебе это? Ты же не отсюда.

      – Но я тут живу, – сказала я, защищаясь.

      – И что?

      – Ты кто? – спросила я сердито.

      – Тебя зовут Оньесонву Убейд-Огундиму. Ты дочь кузнеца.

      Я прикусила губу, стараясь выглядеть по-прежнему сердитой. Но он назвал меня дочерью кузнеца, не падчерицей, а это вызывало улыбку. Он ухмыльнулся.

      – А еще ты та, кто сидит голышом на дереве.

      – Ты кто? – спросила я снова.

      Мы, должно быть, странно смотрелись вдвоем на обочине.

      – Мвита.

      – А фамилия у тебя какая?

      – У меня нет фамилии, – сказал он сухо.

      – А… ясно.

      Я оглядела его одежду. На нем были обычные мальчишеские вещи – линялые синие штаны и зеленая безрукавка. Сандалии старые, но кожаные. В сумке лежали старые учебники.

      – Ну… а где ты живешь?

      Голос слегка смягчился:

      – Не беспокойся об этом.

      – Как