Тангейзер. Юрий Никитин

музыки, он чуть было не ускорил шаг, но удержался, на той стороне зала настолько большая дверь, что можно верхом на коне, по обе стороны двое стражей, наконец-то, оба в кольчугах из мелких колец, огромный рост и угрожающий вид, в руках копья с блестящими наконечниками, острыми, как бритвы.

      Откуда-то сбоку вынырнул улыбающийся человечек в таком же расшитом халате, как и первый, только еще больше золотого шитья, поклонился и спросил по-немецки с сильным акцентом:

      – Тангэй… зэр?

      Тангейзер кивнул:

      – Он самый.

      – Прошу вас, – сказал человек в халате. Он распахнул двери и отступил с поклоном. – Сюда…

      Тангейзер сделал шаг и ощутил, что ноги отказываются повиноваться. Ему показалось, что попал в рай, а еще подумал, что рассказы о гареме, который Фридрих держит у себя на Сицилии, – чистая правда. Здесь тоже все пропитано чувственными наслаждениями, начиная от приторных ароматов, томной музыки и молчаливо скользящих полуголых девушек с подносами в руках, либо уставленными чашами с уже налитым вином, либо с огромными гроздьями спелого винограда.

      Одна остановилась перед ним, в руках поднос с тремя серебряными чашами, полными красного вина, улыбнулась чарующе.

      – Господин…

      Тангейзер не мог оторвать взгляда от ее груди, едва прикрытой почти прозрачной тканью, которую никак не назовешь платьем, потому что руки и одно плечо открыты полностью, а еще вместо подола ноги словно бы в мужских штанах, только собранных внизу и таких же кисейно-прозрачных, у сарацин это называется, как он слышал, шароварами…

      Она улыбалась, видя, куда он смотрит, повторила:

      – Господин?

      Тангейзер не успел ответить, в зал быстрыми шагами вошел Манфред, он уже сбросил где-то камзол, оставшись в одной рубашке.

      – Кто работает хорошо, – сказал он бодро, – тот работает быстро!

      Тангейзер промямлил:

      – А что здесь…

      Манфред сказал так же уверенно:

      – Я отдал там пару распоряжений, все сделают без нас. А ты начинай развлекаться, ты же поэт!

      Тангейзер сказал нерешительно:

      – Я все-таки германский поэт… Во мне такая глыба льда! Пока осмотрюсь…

      Манфред повернул голову к девушке с подносом в руках.

      – Слышала?.. Его надо будет сперва разогреть. Хотя бы вином для начала. А ты, милашка, если хорошо постараешься, получишь его позже.

      Девушка пообещала весело:

      – Я буду очень стараться!

      Манфред обошел диван с той стороны и поманил Тангейзера к себе. Тот обогнул диваны, Манфред сразу же по-хозяйски расположился с двумя молодыми по-восточному яркими женщинами. Обе черноволосые, смуглые, одетые в тончайшую кисею, и обе льнут к нему, ласково проводят ладонями по телу, забираются в расстегнутый ворот рубашки, одна начала опускать ищущие пальцы ниже и ниже…

      Манфред сказал нетерпеливо:

      – Бери вино, согревайся! Можешь сразу согреваться… ха-ха!.. женщинами.

      Тангейзер пробормотал:

      – Но это точно не