Тангейзер. Юрий Никитин

непонимающе:

      – А что, мне придется разговаривать с сарацинами?

      – Никто не заставляет, – ответил Манфред весело, – но что-то мне подсказывает, еще как подсказывает…

      Он остановился, засмеялся. Тангейзер спросил с непониманием, поглядывая на императора, что наблюдал за ними с улыбкой отдыхающего человека.

      – Что подсказывает?

      – Что будете общаться, мой дорогой друг. Еще как будете!

      – Ну знаете, дорогой друг, – ответил Тангейзер с достоинством, – я простой рыцарь, дипломатии не обучен.

      Император обронил:

      – Зато обучены сложению песен?

      Тангейзер поклонился.

      – Ваше Величество, это такое искусство, как вы сами знаете по себе… ему либо обучаешься сам, либо ничто уже не научит.

      – Согласен, – ответил император, – продемонстрируйте что-нибудь из своих песен, дорогой барон. Именно тех, что вы сочинили лично.

      – Ваше Величество, – ответил Тангейзер с поклоном. – Это для меня громадная честь…

      Глава 7

      Император указал мановением руки, где сесть, Манфред опустился на диван рядом с Тангейзером, словно для незримой поддержки. Тангейзер в самом деле чувствовал, что от старого воина струится нечто такое, что вселяет силы и уверенность.

      Фридрих слушал Тангейзера с задумчивым видом и, даже когда прозвучала последняя нота, долго звеневшая в тишине, некоторое время не двигался, погруженный в думы.

      Тангейзер молчал почтительно, он чувствовал, что песня получилась, но, как все говорят, у императора прекрасный вкус, он моментально улавливает не только малейшую фальшивую ноту, но и крохотное нарушение ритма, слога или неверное звучание.

      Манфред тоже помалкивал почтительно, но с этим проще, ему медведь уши оттоптал, и знатный рыцарь это знает.

      Наконец император пошевелился, взглянул на Тангейзера.

      – Завидую, – произнес он вполголоса.

      Тангейзер спросил в недоумении:

      – Чему, Ваше Величество?

      Император слабо улыбнулся.

      – Перед вами у меня были иудейские мудрецы, мы разбирали сложные места в Талмуде… я доволен, мы кое-что раскопали интересное, но вот сейчас думаю, а почему Господь меня не одарил такой же способностью сотворять песни?

      Манфред недовольно хрюкнул, Тангейзер возразил:

      – Вы складываете дивные стихи, Ваше Величество!.. Я читал их, говорю не понаслышке. К тому же вы первый человек в мире, который складывает стихи не на латыни, а на итальянском языке, которого вообще-то как бы и не существует… но теперь будет существовать, и вы будете его отцом.

      – Так то стихи, – возразил Фридрих, – но я не могу делать такие же песни!

      – А вы пробовали? – спросил Тангейзер с недоверием. – В смысле, хорошо пробовали?

      – Еще как!

      – А то, – пояснил Тангейзер неуклюже, – те счастливчики, которым все легко дается, обычно не любят стараться там, где нужно приложить усилия…

      Император покачал головой.

      – Я знаю, но я старался… Однако что-то пальцы мои, привыкшие к мечу,