Полёт шмеля. Анатолий Курчаткин

деньгу заколачивать!» – сыпалось на Лёнчика, пока он шел мимо компании.

      Апогеем его обучения игре на фортепьяно стал «Танец маленьких лебедей» из «Лебединого озера» Чайковского, изображенного на его папке. Лёнчик разучивал «Танец» целый год. Но Элла Евгеньевна все была недовольна, все что-то хотела от него, что – он перестал понимать, у него перестало получаться даже то, что получалось раньше. Был уже май, последние дни школы, когда Элла Евгеньевна попросила его, чтобы кто-нибудь из родителей обязательно пришел к ней, записала эту просьбу и в дневник. И видимо, отец сходил, потому что дня два спустя Лёнчик услышал, как он разговаривал на кухне с матерью: «Так прямо и сказала: “Не мучайте мальчика”». Ни его, ни имени учительницы не было названо, но Лёнчик сразу понял, что речь о нем. Больше с того дня, хотя музыкой полагалось заниматься еще весь июнь, он не ходил в сто третью школу, и дома за пианино его тоже никто больше не усаживал.

      И сразу жизнь стала легка – словно нес, нес некий груз и вот освободился от него. Теперь во дворе Лёнчик был на равных со всеми, и если бы кто попробовал над ним насмешничать, поддержки от других ему бы не было. Вовка Вовк, когда Лёнчик поймал того на мухляже в счете при игре в лапту, защищаясь, завел было по своему обычаю: «Да тебе только ноты свои на раз-два-три считать! Ты дальше трех считать не умеешь, а это тебе не “Собачий вальс” играть!» – и тут же получил от Лёнчика: «Ври да не завирайся! Никто здесь не играет никакого “Собачьего вальса”!» И все приняли сторону Лёнчика, и Вовку Вовка за то, что стал дразниться, когда всем уже было известно, что Лёнчик больше не занимается музыкой, выгнали из игры. Хотя, конечно, и потому, что мухлевал со счетом.

      На лето матери удалось у себя в тресте выбить путевки в пионерлагерь – и на него, и на сестру. У нее даже получилось выбить сразу на два месяца – на вторую смену и третью, июль и август. Сестра в пионерлагерь уже ездила – еще когда Лёнчик не ходил в школу – и фыркала, что пионерлагерь – ничего особенного, скукота и забор, но Лёнчик не верил и ждал пионерлагеря, как восхождения на новую жизненную высоту: он столько читал про пионерлагеря, с героями книг непременно происходили там необыкновенные приключения, они искали и находили всякие кортики, пионервожатые были настоящими, мудрыми и сильными старшими друзьями, – и ему было ужасно завидно, что у него в жизни до сих пор ничего подобного нет.

      Отправка в лагерь походила на первомайскую демонстрацию. Около Дома пионеров вереницей стояли грузовики с забранными тентами кузовами, вдоль бортов наискось тянулись широкие красные ленты, а над кабиной головного был прикреплен большой красный флаг, который, когда налетал ветерок, тяжело колыхал фалдами своего тяжелого длинного полотнища. Тротуар, дорога около Дома пионеров – все было залито толпой, пионервожатые, выделяясь в толпе яркими белыми рубашками и блузками, алея огнем пионерских галстуков на груди, держали над головой дощечки с надписями «1 отряд», «2 отряд», «8 отряд».

      Списки, кто