Полёт шмеля. Анатолий Курчаткин

с бабушкой Олей, с твоим отцом, с тетушками твоими. Мне, чтоб не уезжать, три дня в подвале у соседей пришлось прятаться». – «А, значит, красные тебе все же ближе были», – Лёнчику по-прежнему хотелось внятной ясности. Дед, однако, покачал головой: «Я о том и не думал. Я думал, если с семьей уезжать – так куда же с семьей, отец твой и тетки твои еще маленькие, а одному – как семью оставлять? Вот и остался». – «И когда красные пришли, тебе, значит, ничего за то, что полковник Кондратьев так к тебе относился?» – спросил Лёнчик. Он не мог успокоиться – до того рассказ деда не совпадал со всеми его знаниями о Гражданской войне. «Да меня никто о нем и не спрашивал», – сказал дед. «А почему ты мне никогда раньше об этом не рассказывал?» – спросил Лёнчик, когда бабушка Оля вручила ему круглый картонный пенальчик с приведенным в порядок градусником внутри и настала пора бежать домой. «Всему свое время», – ответил дед.

      Бабушка же Катя выдала до того невообразимое – Лёнчик ей даже и не поверил; но, не поверив, запомнил каждое слово их разговора. Она вообще, когда случалась не в духе, а по репродуктору, висевшему на кухне и всегда включенному, начинали говорить об успехах, достигнутых Советским Союзом в промышленности и сельском хозяйстве, ворчала себе под нос: «Пошли опять одно и то же месить: у вас да у нас поросенок завяз!..» – а тут просто взорвалась, обращаясь к радио, будто диктор, вещавший из черной тарелки со стены около двери, мог ее слышать: «Да сколько можно, сколько можно! Лопнули прямо от успехов своих!..» Лёнчик, когда она разразилась этим обвинением, не выдержал: «Не смей советскую власть трогать! Она тебя освободила, счастливую жизнь тебе дала, а ты!..» – «Это какую такую счастливую жизнь она мне дала? – не замедлила отозваться бабушка. – Только говорить о счастливой жизни она может, и всё». – «Ты подкулачница! – гневно вскричал Лёнчик. Он много читал про врагов советской власти и разбирался, какому виду врагов соответствует бабушка Катя с такими речами. – Кулаков твоих раскулачили, а ты осталась, недобили тебя!» – «Во как, во как, – проговорила бабушка. – Подкулачница! Я, когда они кулаков-то с земли сживали, истопницей в железнодорожной казарме была, бревна ворочала да пилила, могла я быть подкулачницей?» – «Зато муж у тебя контрреволюционер был!» – нашелся Лёнчик. «Мужа у меня за десять лет до этой коллективизации убили, – сказала бабушка. – Из-за чего мне в истопницы и пришлось пойти». – «А вот и правильно, что убили! – бухнул Лёнчик. – С контрреволюционерами только так и можно». – «Окстись, – сказала бабушка, – он твой дед, ты в честь его назван». – «А вот и плохо, что в честь контрреволюционера! – Лёнчик не желал сдаваться, врагу не сдается наш гордый “Варяг”. – Надо было в честь какого-нибудь революционера». Бабушка Катя помолчала – и вдруг выдала: «А подожди, еще те, кто в честь этих революционеров названы да всякими Сталиными-Ленинами, будут от имен своих отказываться». – «От имени Сталина?! – воскликнул Лёнчик. – Иосифа Виссарионовича не трогай!» – «А что его