Сброд. Константин Квашин

двое – чуть старше меня. Неподалёку была привязана кляча, настолько жалкая, что ни один разбойник в Земле Ругов никогда бы на неё не позарился. Увидев меня, крестьяне прекратили есть, и перепугано на меня уставились, боясь проронить даже слово. Это заново всколыхнуло во мне злобу, как пучок добротно просушенной лучины, заставляет затухающий костёр ярко вспыхнуть с новой силой. Их было трое, а я – один, не вооружённый юнец! И они встречают меня глазами, полными страха?! Я подошёл, и грубо спросил их, кто они, и куда направляются. Старик пролепетал, что они дровосеки, и держат путь в Златоврат, чтоб продать свой хворост. Я сказал, что пойду с ними. Это была не просьба, и не предложение. Своим тоном я сразу дал понять, что выбора у них нет. Присев рядом с ними, я отломил кус от их хлеба и взял кусок козьего сыра, не спросив их разрешения, и не дожидаясь приглашения. Эти олухи продолжили молча жевать, делая вид, будто ничего не случилось. Перекусив, я улёгся спать под телегу. Утром я проснулся, как ни в чём не бывало: эти дураки, вместо того, чтобы забить меня палками пока я сплю, и бросить в лесу подыхать, пол утра сидели, и смиренно ожидали пока я проснусь, и продолжу с ними путешествие. Всю дорогу я ни о чём с ними не разговаривал. К вечеру, мы уже достигли Златоврата. Я спрыгнул с телеги и, без слов благодарности, даже не удостоив крестьян взглядом, подошёл к стражникам, несущим караул возле главных ворот. Когда я заявил им, что хочу вступить в дружину княгини Марии, они стали смеяться надо мной. Но вскоре пришёл их сотник – привёл часовых дня смены. Он отнёсся ко мне уже более серьёзно, и отвёл меня в барак, где содержались рекруты, претендующие на место в дружине. Я радовался, ожидая, что теперь меня будут обучать ратному делу, но ошибался. Вместо этого, нас заставляли драить барак, убирать дерьмо в конюшне, где содержались лошади дружинников. Я постоянно пререкался, отказывался работать, затевал драки с другими рекрутами. Это привело к тому, что на три дня пребывания в отряде рекрутов, два дня я сидел в яме наказаний. Остальные рекруты стали бояться меня, избегать. О моих проделках доложили воеводе рекрутского полка. Это был худосочный, высокомерный ублюдок, получивший своё место благодаря родственным связям в среде придворных. Готов поспорить, что сам он никогда не бывал в битвах, но исправно поучал всех, каким должен быть настоящий дружинник. И вот он решил показательно унизить меня при остальных рекрутах. Придя в наш барак, он долго орал на меня, оскорблял, угрожал расправой… Наконец, не на шутку распалившись, он влепил мне пощёчину, как какой-то трактирной шлюхе. Если бы он ударил меня кулаком, я бы ещё стерпел, но это… Схватив его за грудки, я со всей силы заехал ему лбом в нос. Несчастный доходяга лишился чувств, и осел на пол, истекая кровью. Тогда я выхватил меч, висящий на его поясе, и…

      Ворон на время замолчал, и сунул руку за пазуху, вытащив оттуда небольшой свёрток. Бережно развернув ткань, он явил взору Духовлада содержимое. На развёрнутой ткани лежал фрагмент человеческого скелета, а именно –