Дочка. Господин Светёлкин. Повести. Михаил Достоевский

14, а о нужнейшем-то и не подумаешь.

      – О чем же, например, Фаддей Фаддеич? – спросил Савелий Фомич, сильно начавший подозревать своего друга в покушении заспорить или критиковать.

      – Да хоть бы о дочке?

      – Что же о ней думать, Фаддей Фаддеич?

      – Извини меня, Савелий Фомич, а я тебе удивляюсь, я тебе просто удивляюсь. С некоторого времени ты стал непростительно беспечен. Я тебе это говорю не в укор, а по-дружески.

      – Ну, что же дальше? – отвечал ему со своею улыбкою Савелий Фомич.

      – «Что же дальше»! А позволь спросить, сколько лет дочке? Я не в укор тебе это говорю, ты пойми, – и Фаддей Фаддеич пронзительно посмотрел на своего друга.

      – Скоро семнадцать.

      – Семнадцать лет! Семнадцать лет, – говорил Фаддей Фаддеич таким тоном и с таким ударением на «семнадцать», как будто в этом числе заключалось нечто зловещее для всей вселенной, – и он еще спрашивает, что дальше? А вот, погоди; что будет дальше, тебе скажет не Фаддей Фаддеич, а Вальтер Скотт15, который из рук не выходит у Лизаветы Савельевны. Тогда ты и увидишь, что будет дальше…

      – Ну, чего не знаешь, о том ты и не говори, Фаддей Фаддеич! Это неосновательно. Вальтера Скотта ты не читал, сам ты этим хвастаешься, так нечего и упоминать о Вальтере Скотте…

      – А ну его, Вальтера Скотта! Есть когда мне романы читать…

      И семнадцать лет Лизаветы Савельевны чрезвычайно рисковали превратиться в Вальтера Скотта, а разговор кончиться литературною распрей, если б Фаддей Фаддеич посредством крутого поворота не навел разговора на прежнюю тему и не стал наиубедительнейшим образом доказывать Савелию Фомичу, что время ему подумать о дочке, то есть пристроить дочку. Доводы свои он даже подкрепил примерами из древней истории, которую он очень любил и ставил несравненно выше всякой литературы, потому, дескать, что это наука, а не пустячки какие-нибудь, не сказка, ради празднословия написанная.

      По всему видно было, что Савелию Фомичу разговор этот не нравился и тяготил его. Заложив за спину руки и волоча за собою трость, он молча слушал своего друга и иногда только останавливался, чтоб вынуть из кармана табакерку и понюхать табаку.

      – Рано еще об этом думать, – сказал он наконец отрывисто, – Лиза еще ребенок.

      – Вот-вот! Они и все-то так, отцы-то! Мне что? Я, слава Богу, холостяк; у меня нет дочери на шее, я это тебе не в укор говорю, ты пойми меня, а если б и была, я не сказал бы, что рано об этом думать. Эх, Савелий Фомич, Савелий Фомич, сгубит нас с тобой самонадеянность…

      – Рано, рано, Фаддей Фаддеич, рано! – отвечал Савелий Фомич с видом человека, который скорее сам с собою разговаривает, чем кому нибудь отвечает.

      – Ну, смотри, Савелий Фомич, – заметил с притворным спокойствием Фаддей Фаддеич, – как бы твое «рано» не свело на «поздно». Я лучше тебя знаю женщин и не в укор тебе это говорю. Мне что? Я холостяк…

15

Вальтер Скотт (1771—1832) – знаменитый британский писатель-романист.