Дочка. Господин Светёлкин. Повести. Михаил Достоевский

соседу, хотя, может быть, и сам не знал, что ревнует, что это неприятное, мутное ощущение, которое овладевает им при мысли, что вот, дескать, дочка любит одного вертопраха, молокососа, которого он всякий день видит и имеет право распечь, когда ему заблагорассудится, что это гадкое ощущение и есть зародыш той страсти, которая в цикле страстей человеческих носит название ревности.

      И, странное дело, это же самое ощущение заставляло его желать ей от чистого сердца поскорее с кем-нибудь вступить в законный брак, чтоб по крайней мере она могла обезопасить себя этою мерою от нападения плотоядной молодёжи, как называл он с некоторого времени всех молодых особ мужеского пола.

      С тех самых пор, как пришла к нему в голову эта идея, он захлопотал о немедленном переселении её из своей головы в голову своего друга, и в этом отношении, как видели, добился самых счастливых результатов.

      Таким образом, оба старика, каждый сам по себе, начали строить планы о будущей судьбе их возлюбленной дочки и самые странные романы касательно её настоящего. Каждый глядел на нее своими глазами: в глазах Фаддея Фаддеича она из шаловливого ребенка мгновенно превратилась в женщину с самою хитрою и лукавою женскою натурою, а отеческое сердце Савелия Фомича видело в ней девушку, тайно влюбленную в человека, за которого он, Савелий Фомич, ради собственного её блага, никак бы не решился её выдать.

      И так – и Фаддей Фаддеич, и Лиза – оба были в эту минуту несколько озабочены: первый известными уже нам покушениями, а Лиза желанием разъяснить свои подозрения касательно непрошеного вмешательства Фаддея Фаддеича в судьбы её и хорошенько проучить его за это. Обоим им хотелось поступать похитрее, и потому оба молчали.

      Лиза с особенным старанием занялась приготовлением кофе и своим молчанием еще более укрепляла Фаддея Фаддеича во мнении о женском лукавстве, коварстве и прочем.

      «Ведь вот молчит, – думал он про себя, поглядывая на суетившуюся девушку, – хоть бы пикнула; эх, натура-то у них кошачья какая! Выжидает, чтоб я начал, – начнем, начнем, кошечка, знаем мы вас, вот я тебе сейчас бумажку привяжу… посмотрим, как распутаешь…»

      – Вот у вас, Лизавета Савельевна, сосед будет, – сказал он вдруг, устремив на нее весь магнетизм прытких глаз своих.

      Но глаза его увидели только, как Лиза нагнулась, чтоб поднять с пола чайную ложку, которая как-то нечаянно свалилась в эту минуту со стола.

      «Вот, вот она, хитрость-то! – подумал он, – нагибайся, нагибайся! Ведь встанешь же когда-нибудь, дашь взглянуть на свою хорошенькую мордочку».

      И Лиза в самом деле взглянула на него, но взглянула так, как и всегда глядела, и отвечала самым покойным голосом:

      – Да он и прежде был нашим соседом, Фаддей Фаддеич. Я, впрочем, рада, что он с нами не расстается…

      – Рады?

      – Да, потому что у папочки будут чиненные перья – я всегда посылаю чинить их к Евграфу