Животные. Левин Левадопа

про тебя вообще-то, – говорит Михаил Иванович.

      – Ой, напился, сиди и не ной.

      Двумя часами позже.

      Жаркая, воняющая потом и феромонами ночь поглащает тела Гектора и Марии, словно это единственный момент их жизни; эйфория достигает неприличных пределов, из-за которых кажется, что все происходит не по-настоящему.

      Десятью часами позже.

      Михаил Иванович сидит на стульчике возле столика с детскими принадлежностями для рисования и ждет, пока Надежда Васильевна примерит платье, которое ей хочет подарить Мария.

      Двумя днями позже.

      Надежда Васильевна во всю улыбается и машет рукой из окна поезда, на котором написано «Санкт-Петербург – Рязань», а Михаил Иванович что-то увлеченно пишет на столике; когда поезд трогается, а мама Марии все еще улыбается и машет, Михаил Иванович с бедным видом прислоняет к стеклу альбомный лист, на котором написано «Спасите».

      Месяцем позже.

      Мария – теперь уже Берийская – в окружении студентов слушает лектора, который рассказывает о пустотах в архитектуре, которые образуются как бы сами собой и не являются запланированными; а Гектор стоит с паспортом перед накаченным мужичком с близко расположенными глазами и удивительно большим носом: он рассказывает правила посещения боксерского клуба.

      Месяцем позже.

      Гектор закрывает массивную дверь, а Мария воодушевленно бегает из комнаты в комнату и пропевает: «Мы сделаем все в скан-динав-ском сти-ле! Все будет све-тлым, свобод-ным и практич-ным! – она подбегает к Гектору, складывает ручки ему на правое плечо, пока тот смотрит в окно и тихо добавляет: – Как на тех фотографиях, что мы смотрели, помнишь?»

      Неделей позже.

      Мария с Гектором сидят в полупустом кафе и едят шоколадный десерт, смотря друг на друга; на улице льет сильный дождь; они ждут, когда дождь закончится, чтобы пойти домой и снова раскидать постельное белье их голыми конечностями и выпуклостями.

      Двумя неделями позже.

      Мария смотрит по сторонам, убедившись, что вагон метро пуст, и, закусив нижнюю губу, расстегивает широкий ремень Гектора, затем опускает голову и начает качать ей вверх вниз, пока Гектор с наслаждением закрывает глаза и прислоняется затылком к холодному стеклу.

      Неделей позже.

      Гектор разукрашивает морду толстого мужика, который назвал Марию сексуальной; Мария кричит, чтобы Гектор успокоился и что ничего страшного не произошло, но тот перестает бить только тогда, когда толстяк падает.

      Месяцем позже.

      – Гектор! Проснись, Гектор! – Мария прыгает возле него.

      – Маш, ну дай поспать… чо ты… – он переворачивается на живот, уткнувшись в хрустящую подушку.

      Гектор идет вдоль дороги возле дома, в котором жил в детстве. Он смотрит на проезжающий троллейбус с необычнем якорем: вместо двух рогов три, а лапы – то есть концы рогов – заточены до остроты римского