Первый год. Чужая эра. Даниил Кислевский

не будем, – прокашлялся, начал снова. – Мы ни при каких условиях не будем уничтожать генератор и Башню.

      Сменилась музыка. Народ проглотил вердикт коменданта и залпом повалили слова:

      – Так мы же не уничтожать…

      – Мишка, ты что! Это же…

      – Товарищ комендант, тут же…

      Они перемешивались, сливаясь в один единственный довод, с которым спорить было невозможно – все хотят выжить.

      – Нет! Вы знаете, что это – самоубийство! Мы не только ничего не добьемся, но и себя убьем. Не прилетят так быстро вертолеты, и до Дома мы не дойдем. А здесь просто все задохнутся и зажарятся. И это при условии, что все здание к чертям собачьим не рухнет!

      Начались возражения, снова пошел поток идей… Все начали кричать Михаилу. И он обессилел от того, что понимал свою правоту, знал, что он прав, а они – нет. Он знал, что его доводы верны, а их – ошибочны, ему было даже смешно слушать их пустые надежды. Нужно было убеждать, доказывать. Из-за этого чувствуешь бессилие. Но доказывать он уже ничего не мог.

      – Дядя Коля! – громко обратился Михаил к инженеру, раздвигая руками завхозов.

      Инженер сидел и курил.

      – Старший инженер Никитин!

      – Ну что ты орешь, как петух? – огрызнулся дядя Коля и сел ровно. – Что тебе надо?

      – Сразу скажи – сдохнем же все?

      Люди развернулись, посмотрели на старшего инженера.

      – Никитин. Отвечай.

      Дядя Коля поправился, ухмыльнулся и выплюнул:

      – Ясное дело. Иначе никак. Но их – заберем, – и он ткнул пальцем вниз.

      Михаил протянул руку и схватил КПК со стола.

      – Э, слышь! А ну дай сюда! – закричал дядя Коля и вскочил со стула.

      Михаил тщеславно заметил, что завхозы все-таки преградили инженеру дорогу. Верят, значит. А может, просто привычка.

      – Слышь, петушара, дай сюда! Да что вы его слушаете, лоха этого! Он вам говно в уши пихал полгода, а вы его слушаете!

      Завхозы держали озверевшего, тюремного Колю, но глядели они на коменданта.

      – Да нет здесь уже главных, нету! Все уже сдохли! Вы врагу сдать все хотите, я не понял? – кричал инженер. Датчик на нем запищал, и он сразу рефлекторно притих. Михаил убрал КПК во внутренний карман шинели, начал:

      – Мы будем обороняться до тех пор, пока…

      И наступила тьма.

      Свет погас мгновенно. Он не замерцал, не затух – он просто исчез. Вместе с ним исчезла музыка. На секунду Михаилу показалось, что он потерял сознание или умер – так внезапно исчезла реальность. Темнота была абсолютной, твердой, физически ощутимой. Удаляющей звуки веселой, глупой музыки. Но другие звуки ворвались в его сознание – воющий снаружи Башни ветер, далекие и близкие раскаты грома, останавливающиеся лопасти внутренней системы вентиляции. И чей-то женский крик этажом ниже.

      Реакция была мгновенной. Этого, только этого все и ждали. Ругались, ссорились, надеялись – только ради того, чтобы хоть